— Да. Мадам рассчитается, когда вернется, — сказал Хорнблауэр. Он вытащил из кармана полкроны и положил на стол.

— Спасибо большое, сэр. Счастливого пути вам, сэр, и призовых денег в изобилии. — Ее напевный голос напомнил Хорнблауэру, что она видела сотни флотских офицеров, уходивших из «Георга» в море. Быть может, она помнит еще Хаука и Боскавена.

Хорнблауэр застегнул бушлат и взял мешок.

— Я позову конюха, он проводит тебя обратно с фонарем, — сказал он заботливо.

— О нет, не надо, пожалуйста, милый. Здесь так близко, и я знаю каждый камень, — взмолилась Мария. Это была правда, и он не стал настаивать.

Они вышли на морозный утренний воздух. Даже после слабого света гостиной глазам пришлось привыкать к темноте. Хорнблауэр подумал, что, будь он адмиралом, даже известным капитаном, его не отпустили бы так запросто: трактирщик с женой наверняка встали и оделись бы, чтоб его проводить.

Они свернули за угол и стали спускаться к Салли-порт. Хорнблауэр с неожиданной остротой осознал, что идет на войну. Заботы о Марии отвлекли его на время, но сейчас он снова поймал себя на том, что возбужденно сглатывает.

— Дорогой, — сказала Мария. — У меня для тебя маленький подарок.

Она что-то вынула из кармана плаща и вложила в его руку.

— Это всего-навсего перчатки, дорогой, но с ними моя любовь, — говорила она. — За такое короткое время я не могла сделать ничего получше. Я бы хотела тебе что-нибудь вышить — я бы хотела сделать что-нибудь достойное тебя. Но я шила их с тех самых пор как… как…

Продолжать Мария не могла. Она выпрямилась, чтобы не расплакаться.

— Я буду думать о тебе всякий раз, как буду их надевать, — сказал Хорнблауэр. Он надел перчатки, хотя с мешком в руках делать это было неудобно. Перчатки были очень красивые, толстые, шерстяные, с отдельными большим и указательным пальцами.

— Они в точности на меня. Спасибо тебе за заботу, дорогая.

Они дошли почти до причала. Скоро это испытание останется позади.

— Семнадцать фунтов у тебя? — задал Хорнблауэр ненужный вопрос.

— Да, спасибо, дорогой. Я боюсь, это слишком много…

— И ты сможешь получать половину моего жалованья, — резко, чтобы не выдать своих чувств, продолжал Хорнблауэр. Потом, поняв, что говорил слишком уж резко, добавил: — Пора прощаться, милая.

Он выдавил из себя это непривычное слово. Вода у пристани стояла высоко. Это означало, что сейчас прилив — он учитывал это, отдавая приказы. Стало быть, он сможет воспользоваться отливом.

— Милый! — воскликнула Мария, поднимая к нему лицо.

Он поцеловал ее. Снизу доносились мужские голоса и знакомый стук весел на банках: команда шлюпки их заметила. Мария слышала это не хуже Хорнблауэра и поспешно отняла холодные губы.

— До свиданья, мой ангел.

Больше не о чем было говорить, нечего делать. Конец одного короткого жизненного эпизода. Хорнблауэр повернулся прочь от Марии, прочь от мирной, штатской семейной жизни, к полной опасностей жизни военной.

— Спасибо, мистер Буш. — В сером предрассветном сумраке можно уже было различить лицо Буша. Рядом с Бушем стоял Провс, и. о. штурмана, старший штурманский помощник. Он наравне с Бушем претендовал на внимание капитана. Согласно адмиралтейским инструкциям. Провсу поручалось «вести судно из порта в порт под руководством капитана». Но из этого никак не следовало, что Хорнблауэр не должен предоставлять другим офицерам случая попрактиковаться — скорее наоборот. И вполне возможно, даже очень вероятно, что Провс, прослуживший на флоте тридцать лет, будет пытаться перехватить руководство судном у молодого и неопытного капитана.