Он достал письмо notaire и еще раз пробежал его глазами; вспомнились слова Чарли: "новая жизнь... считай, ты напал на золотую жилу... за бутиковыми винами будущее". Макс поднял стакан и выпил за будущее.
По другую сторону площади последние посетители ресторанчика не без опаски выходили под палящее солнце, поспешно нацепляли темные очки и неторопливо, вразвалочку, как положено после обеда, отправлялись по делам. Один определенно зажиточный пузан с недокуренной сигарой в зубах свернул в улочку, которая вела к конторе нотариуса. Может быть, он и есть notaire? Макс допил пастис и встал из-за стола. Пора вступать в наследство.
Контора оказалась в самом конце улочки, на краю деревни, дальше начинались виноградники. Дом нотариуса был небольшой, окна от жары закрыты ставнями, на входной двери медная дощечка. Макс нажал на кнопку звонка.
— Oui? — раздался из домофона знакомый металлический голос, явно раздраженный нарушением распорядка дня.
Макс представился, замок щелкнул, и он вошел в контору — знакомиться с обладательницей голоса.
За большим старомодным, заваленным папками письменным столом сидела средних лет женщина в мелких кудельках перманента, модного в дни молодости ее матери. Изобразив подобие улыбки, она махнула рукой в угол комнаты, где стояли два стула с жесткими спинками:
— Мэтр Озе скоро освободится.
И вновь углубилась в бумаги.
Со стоявшего рядом столика Макс взял журнал "Кукушка" — полугодовой давности, с обтрепанными уголками. Твердо следуя редакционной политике, все внимание журнал уделял похождениям постоянных своих героев: монакской принцессы Стефани, последней (на данный момент) голливудской знаменитости, сыну Жан-Поля Бельмондо, принцу Уильяму, Джонни Холлидею. Влюбились они или уже разлюбили, значения не имело; главное, что любое событие их жизни наверняка вызовет острый интерес у ожидающих приема посетителей.
Макс углубился было в эксклюзивное интервью с лучшим пластическим хирургом Бразилии, но его отвлекли громкие сердитые голоса, доносившиеся из-за закрытой двери, где, по его предположениям, находился кабинет мэтра Озе. Наконец кто-то возмущенно крякнул, дверь распахнулась, и, громко топая, из кабинета вышел дюжий мужчина с пропеченным на солнце крестьянским лицом; с порога он злобно зыркнул на Макса. Секретарша и глаз не подняла от бумаг. Лицо сердитого посетителя показалось Максу смутно знакомым, но где он мог его видеть прежде, Макс понятия не имел и решил продолжить чтение; судя по интервью, бразильский хирург добился потрясающих успехов в подтягивании ягодиц.
Несколько секунд спустя послышался стук каблуков по кафельным плиткам пола, и в дверях, приветливо улыбаясь, возник мэтр Озе.
— Месье Скиннер? Очень рада познакомиться. Не зайдете ли в кабинет?
От изумления Макс на миг онемел. Затем встал и пожал протянутую руку. Вопреки своему официальному мужскому званию, мэтр Озе оказался молодой стройной женщиной с оливковой кожей и густыми блестящими, рыжими, будто окрашенными хной, волосами — такие видишь только во Франции. Ее жакет с юбкой неплохо смотрелись бы даже в Париже, а элегантные ножки были обуты в не менее элегантные туфельки на высоких каблуках.
— Месье Скиннер? — ее, очевидно, забавляло его беспредельное удивление. — Что-то не так?
Макс замотал головой и пробормотал, что ни разу не видал своего английского адвоката, мистера Чэпмена, в туфлях на высоких каблуках, после чего проследовал в кабинет. В отличие от приемной со скудной и довольно обшарпанной мебелью, кабинет мэтра Озе походил на хозяйку: элегантный, современный, в бежево-коричневых тонах. На письменном столе — ничего, кроме ноутбука, блокнота, вазы с пионами и хрустального стакана с целым букетом ручек "монблан".
— Будьте добры, представьте какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность, — попросила она и с улыбкой добавила: — Чистая формальность. |