Изменить размер шрифта - +
Я накинул плащ и вышел на воздух. Лагерь спал. Темные деревья, отягченные июньской листвой, грузные и недвижимые, покоились в душной тишине летней ночи. Где-то вдалеке, за ровными рядами палаток, протяжно прокричали часовые. Обычного в это время движения нигде не было видно, у догоравших костров - никого, только из штабной палатки вылезал луч фонаря. Я направился туда.

Дежурным офицером стоял Елагин. Он сидел в одиночестве и пил чай.

- Куда это все подевались? - спросил я.

- Ты все проспал, - посмеялся он. - Нынче все, что способно двигаться, сидит у Плещеева.

- А-а, играют, что ли, опять… - разочарованно протянул я. Спать не хотелось, и было досадно, что все заняты картами. - Hу что там сегодня, королевство пошло на кон?

- Вот именно, - не переставал смеяться Елагин. - Там такие дела творятся, а я отойти не могу… Ты ж был утром в Копорском?

- Hу да.

- Там, говорят, живет какая-то старуха чухонка, будто бы она гадает верно. Плещеев был у ней, да такого она ему наговорила: жди, сказала, легких денег.

- Так он их каждый день ждет, - улыбнулся я.

- А главное, больших, - продолжил Елагин. - Во всяком случае, сейчас он проверяет это предсказание.

- Пойду погляжу. - Я сдержал зевок.

- Сходи, сходи. - Елагин с завистью посмотрел мне вслед. - Только зайди потом опять, пожалуй, расскажешь, что там.

- Тебе же нет дела до страстей человеческих, - повторил я его же слова, недавно услышанные.

- Да на дежурстве до всего есть дело, - добродушно ответил он. - Скучно.

В палатке у Плещеева было не протолкнуться. В необычайном молчании и тесноте человек двенадцать - пятнадцать, согнувшись, в самых неудобных позах застыли над раскладным столиком, нещадно исписанным мелками. Еще несколько офицеров, тех, кому места уже не хватило, расхаживали у входа, то и дело заглядывая за широко откинутый полог.

Четверо, в их числе и Плещеев, выделявшийся прямо-таки мертвенной бледностью, восседали за этим столом. Было очень хорошо заметно, что возбуждение как игроков, так и наблюдателей добралось до высшей своей точки: лица раскраснелись, на лбах у многих поблескивали капли пота, который уже и забывали утирать. Кое-кто сжимал в руках давно погасшие трубки. Только я приблизился - тяжелый вздох, похожий на стон, вырвался наружу.

- Что там, что? - Стоявшие на улице полезли внутрь.

Я протиснулся. В почти звенящей тишине Плещеев трясущимися руками сгребал к себе на колени ворох мятых ассигнаций заодно с разбросанными картами и многочисленными стопками червонцев, там и сям расставленными на столе. Монетам передалось возбужденное состояние Плещеева, и они бунтовали, не желая, по-видимому, идти в новый кошелек, - они падали на дощатый пол, но никто на это не обращал никакого внимания. Это были только крошки.

- Hе может быть, - прошептал Ламб, который тоже стоял вместе со всеми.

- Все было правильно, господа? - неровным, глухим, не своим голосом спросил Плещеев и облизнул сухие губы.

- О да, безусловно, - отвечали несколько голосов. Те, кому они принадлежали, не вполне оправились от увиденного и только качали головами.

- Сколько? - спросил я.

Мне назвали сумму. Я переспросил.

- Так, так, - подтвердил еще кто-то.

Плещеев тут же, не веря еще хорошенько в свое счастье, раздавал долги. Его не поздравляли из сочувствия к проигравшим. Впрочем, для них этот проигрыш был отнюдь не роковым событием.

- Пою всех, - прохрипел наконец Плещеев. - Hу, бабка - молодец. Корову ей куплю, вот те крест. Прямо сейчас деньги пошлю.

Он стал звать денщика.

- А что, ты правда был у гадалки днем? - спросил кто-то.

- Да, да, черт побери, сегодня, когда были на учении, обедал у ней… Вот черт. Hе стану больше играть.

Быстрый переход