|
Елагин подчеркивал, что служит от безделья, я, верно, производил то же впечатление, за месяц растратив значительную сумму на самые пустые развлечения. "Гвардия умирает, но допивает", - ходила среди нас такая шутка, тем более веселая, что в ней переиначены слова француза. Море, которое едва мы узнали, было нам по колено, Hева напротив Зимнего дворца - едва ли по грудь, и только вечная невысыхающая лужа у полицмейстерова дома представлялась временами стихией, способной намочить волосы на голове. Частенько проводил я время у дяди. Конечно, три часа езды в одиночку не могли показаться приятными, но дядя требовал меня к себе, таскал по знакомым, демонстрируя, так сказать, направо и налево.
В первых числах июня княгиня Ф. давала бал. Дядя был в числе приглашенных - я прибыл в Петербург загодя.
6
Когда мы подъехали к дому княгини на Фонтанке, у подъезда уже стояли экипажи. Кучка поздних прохожих глазела на ярко освещенные окна второго этажа. Судя по всполохам музыки, пробивавшимся в то и дело растворяемую дверь, праздник уже начался. Понятное волнение, охватившее меня от предчувствия света, звуков оркестра, большого числа людей, улеглось, как только очутился я в зале, украшенной, подобно полянке, воздушными женскими туалетами, похожими на незнакомые цветы. Спокойные глубокие тона одежды в движении своих носителей поминутно производили красочные сочетания, распадались и вновь, на почти неуловимое мгновение, соединялись в возбужденном трепете. Стоявшие и сидевшие вдоль стен и между колоннами мужчины в черном будто обрамляли живую картину. Раскланиваясь, дядя с изысканной аккуратностью пробирался к тому месту, откуда княгиня, довольно красивая еще женщина лет сорока пяти, в окружении десятка гостей уже приветствовала нас очаровательной улыбкой и гордым блеском украшений. - Милый Иван Сергеич, - княгиня сделала шаг навстречу дяде,- ce jeune homme est votre neveu? <sup>1 </sup> - Точно так, княгиня, - отвечал дядя. - Молодой человек, право, привык больше к библиотечной пыли, чем к радостям света. Когда я взял для поцелуя томную прозрачную руку княгини, то заметил, что слой пудры повыше перчатки нарушен прикосновением чужих губ. Мне невольно вспомнилось, как в сельской церкви нашей подмосковной подходил я к распятию, дрожавшему в толстых пьяных пальцах отца Серафима, - к посеребренному кресту, на котором сотни верующих приоткрыли блестящую природу металла. Какому неведомому божеству поклонились мы здесь в начале полуночи? Княгиня осмотрела меня благосклонно и с интересом, после чего я, сказав несколько любезностей, был предоставлен самому себе, однако через мгновенье снова каким-то чудом оказался в обществе княгини. - Бедный молодой человек, - сокрушалась княгиня, - вам, поди, нелегко живется! Это был не вопрос, а прямое утверждение. Впрочем, женщины таких достоинств иначе говорить не умеют. - Отчего же? - Я изобразил вежливый поклон. - Я знаю вашего дядю, он пичкает вас своими нескончаемыми историями. - Hи одной не слыхал. - И правильно делаете. - Почему? Скажу без обиняков - я большой охотник до рассказов. Всегда интересно узнать чужие судьбы. Сам-то обладаешь всего одной. - Какая ненасытность! - обратилась она к дяде, кивая на меня. - Смотрите, как бы эти судьбы не зацепили вас. - Они же чужие, - улыбнулся я. - Сегодня чужие - завтра ваша собственная, - загадочно произнесла проницательная женщина. - Вы не боитесь слов? - Княгиня вскинула на меня бездонные глаза. Бездна ума здесь тонула в другой бездне - бездне утонченных удовольствий, будь то наслаждения тела или смятенного духа. Дядюшка искоса наблюдал за нами. - Пощадите, - со смехом вмешался он, - не пугайте. - Я предостерегаю, я не пугаю. |
