|
— Безо всякой причины? Пауза, потом: — Так точно. — Он мог сбить атаковавший вас самолет? — Я… так точно. — Так почему он этого не сделал? — Потому что… он пел. Виттер откинулся на спинку кресла. — Пел? И так увлекся пением, что забыл выстрелить? — Так точно. — В таком случае почему… почему вы не сбили этот самолет? — Я тоже пел. Самолеты КВС были уже совсем близко. Солдат-зенитчик насвистывал какой-то мотивчик и ждал. Лунный свет поможет ему. Поудобнее устроившись на кресле, он заглянул в визир. Все было готово. Это происходило во второстепенном уголке оккупированной Франции, да и солдат не был каким-то особенным, — просто хорошим наводчиком. Он посмотрел вверх, на поблескивающее в небе облачко. Это напоминало негатив. Британские самолеты будут темными в отличие от этого облака, пока их не поймают прожектора. И тогда… Впрочем, неважно. «Левой. Левой. Левантинец с револьвером…» Они пели это прошлым вечером в кантине. Привязчивая штука. Когда он вернется в Берлин — если вернется, — нужно обязательно рассказать приятелям. Как там было? Мысли солдата текли независимо от механического ритма, который пульсировал в его голове. Неужели он задремал? Зенитчик резко встряхнулся и тут же понял, что вовсе не спит. Нечего бояться. Песенка его будит, а вовсе не усыпляет. Ее бодрый, стремительный ритм проникал человеку в кровь с этим своим ЛЕВОЙ ЛЕВОЙ ЛЕВАНтинец… Но он должен быть бдительным. Когда прилетят самолеты КВС, нужно сделать все четко. А они как раз подлетали. Издали доносилось слабое пульсирующее гудение моторов, монотонное, как та песенка. Самолеты летят на Германию, леваков не переносят, хотя держат нос налево… ЛЕВОЙ! ЛЕВОЙ! ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером ЛЕВАков не ПЕРЕНОСИТ… Не забыть о самолетах, рука на спуске, глаз к визиру, нос налево… ЛЕВОЙ! ЛЕВОЙ! ЛЕВАНтинец с РЕВО… Самолеты все ближе, англичане подлетают. Постой, не стреляй, подожди, пока приблизятся, и тогда… ЛЕВОЙ ЛЕВОЙ ЛЕВАНтинец и моторы, прожектора, они уже близко, очень близко, не переносит, хотя держит нос налево… ЛЕВОЙ! ЛЕВОЙ! ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером… Пролетели. Самолеты пролетели над ним. А он не выстрелил. Забыл!!! Они пролетели над его головой, и не осталось ни одного. «Хотя держит нос налево…» ЛЕВОЙ! Рейхсминистр пропаганды посмотрел на рапорт так словно лист бумаги вот-вот превратится в Сталина и бросится на него с оскаленными зубами. — Нет, — решительно заявил он. — Нет, Виттер. Если это неправда, то неправда. Но если правда… нам нельзя признаваться в этом. — Не понимаю, почему, — возразил Виттер. — Дело наверняка в этой самой песенке. Я изучаю вопрос уже давно, и это единственное логическое объяснение. Эта песенка опутала германоязычный мир. Или вскоре опутает. — Но чему может повредить какая-то там песенка? Виттер постучал пальцем по рапорту. — Пожалуйста, прочтите. Отряды нарушают строй, пускаясь в… как же это называется? Ах, да, ритуальный танец. И при этом непрерывно поют эту песенку. — Запретите им петь, — распорядился министр, но в голосе его звучало сомнение. — Да, но разве можно запретить им думать? Они всегда думают о том, что verboten. И с этим ничего нельзя поделать, это в природе человека. — Это я и имею в виду, Виттер, говоря, что мы не можем признать угрозу этой… песенки. |
