|
Я осторожно высунул голову над краем скалы. К пристани, вернее, к тому месту, где должна быть пристань, так как вся лесенка, кроме самой верхней ступеньки, была залита водой, подплывала большая лодка. А по площадке скалы Приношений шествовали навстречу лодке четыре жреца в белых одеяниях. Лица их были завешены покрывалами с прорезями для глаз, что придавало им сходство с монахами на старинных изображениях испанской инквизиции. Жрецы и лодка одновременно подошли к пристани. Затем с носа судна спихнули высокую женщину, с головой завернутую в белый плащ, которая по росту вполне могла быть Сабилой. Жрецы приняли ее безмолвно – вся драма разыгралась в абсолютном молчании – и повели или, скорее, поволокли к каменному столбу меж двумя огнями, и там, насколько можно было разглядеть сквозь туман (в эту ночь я благословлял туман, как это говорится в одном нашем церковном псалме, или там, кажется, наоборот: туман славословит Господа), они привязали ее к столбу. Затем, все в том же молчании, жрецы двинулись обратно по склону скалы и скрылись в зеве пещеры. Лодка тоже отплыла на несколько ярдов – недалеко, как можно было судить по числу весельных ударов – и остановилась. До сих пор все шло так, как говорила Драмана. Я шепотом спросил ее, вернутся ли жрецы. Она ответила, что нет, никто не придет до самого рассвета, когда Хоу Хоу в сопровождении женщин выйдет из пещеры принять свою Невесту. Драмана клялась, что это правда, потому что величайшее преступление – смотреть кому бы то ни было на Святую Невесту с момента, когда ее привяжут к скале, до появления солнца над горизонтом. – Значит, чем раньше мы возьмемся за дело, тем лучше. Живо, Ханс, пока туман не рассеялся. Быстро взобрались мы на скалу, волоча за собою мертвую. Обогнув с нашей ужасной ношей ближайший из двух Вечных Огней, мы подошли к столбу с задней стороны. Здесь, благодаря туману и стлавшемуся дыму вулканических огней, мы были почти невидимы. С передней стороны столба, связанная, с упавшей головой, словно в обмороке, стояла Сабила. Ханс клялся, что то была она, так как он узнал ее «по запаху», который ему весьма нравился. Я же, не столь одаренный в отношении нюха, не был в этом уверен. Я заговорил, идя на риск, не решаясь взглянуть на девушку. Признаться, я опасался, что она исполнила свою угрозу и, как к последнему средству, прибегла к яду, спрятанному в волосах. – Сабила, не пугайся и не кричи. Сабила, это мы – Бодрствующий В Ночи и Свет Во Мраке. Мы пришли тебя спасти, – сказал я и тревожно ждал, услышу ли ответ. Наконец я облегченно вздохнул – она слегка качнула головой и прошептала: – Это сон, сон! – Нет, Сабила, ты не спишь, а если спишь, проснись, чтобы нам всем не уснуть навеки. Затем я прокрался вокруг столба и спросил, где узел связывавшей ее веревки. Она наклонила голову и пробормотала надломленным голосом: – У моих ног, господин. Я стал на колени и нащупал узел. Если бы я веревку разрезал, нам нечем было бы привязать к столбу тело. К счастью, узел был затянут не туго – это считалось излишним, так как не бывало случая, чтобы Святая Невеста пыталась бежать. Хотя руки у меня замерзли, я без , большого труда развязал веревку. Через минуту Сабила была свободна, и я перерезал путы на ее руках. Гораздо труднее оказалось привязать на ее место мертвое тело, которое всей тяжестью наваливалось на веревку. Однако мы кое как справились с нашей задачей, предварительно набросив на ледяное лицо мертвой белый плащ Сабилы. – Надеюсь, господину Хоу Хоу полюбится Невеста! – пробормотал Ханс, когда мы тревожно осмотрели свою работу. Наконец, так как все было сделано, мы удалились так же, как пришли, низко наклоняясь к земле, чтобы не высовываться из полосы тумана, который теперь стал реже и стлался всего фута на три над землей, как осенняя мгла над каким нибудь английским болотом. |
