— Пойдем отсюда, — сказал он.

— Я хочу знать, что там написано. Переведи мне. Что там написано?! — пронзительно закричала она. — Что?

В глазах Клода появилась боль — то, чего Роми могла ожидать от него меньше всего. И ей вдруг стало все равно. Главным было, что этот мужчина, такой близкий и чужой одновременно, жалеет ее и что сейчас она надежно защищена его объятиями.

— Там написано: «Убирайся домой, дочь шлюхи!» — процедил он почти сквозь плотно стиснутые зубы.

— О нет! — вырвалось у Роми. Ее затрясло. — Дождь… Пойдем в дом, — пробормотала она.

— Нет, — сказал Клод, удерживая ее. — Ты пойдешь ко мне домой. В мой замок!

— Зачем? — испуганно спросила она. В новом своем качестве, нежный и чуткий, Клод пугал ее не меньше, чем раньше. Пугал и… завораживал. Сейчас он мог вить из нее веревки. Роми попыталась вырваться, но длинные твердые пальцы не отпускали ее. — Клод, пожалуйста!

— Я не могу бросить тебя, — сказал он резко. — И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Роми окаменела.

— Ты думаешь, меня может подстерегать какая‑то опасность?..

— Я не знаю, что тут можно думать, но рисковать тобой я не желаю. Бога ради, пойдем скорее ко мне, пока ты совсем не окоченела. Через эту крышу в час проливается доброе ведро воды, поэтому ты пойдешь ко мне, хочется тебе этого или нет! Понятно?

Роми вдруг и в самом деле ощутила себя слишком несчастной и бессильной, чтобы спорить с ним.

— В чем ты сейчас нуждаешься, так это в тепле, — сказал Клод нежно.

Роми подняла глаза и невольно сжалась. Если его мокрая от дождя рубашка просвечивала насквозь, то, что должно было твориться с материей ее тонкой светлой блузки, прилипшей к груди!

— Клод! — жалобно всхлипнула она. — Мне не по себе оттого, что здесь есть кто‑то, кто желает причинить мне зло. А потом, как это ни ужасно, я начинаю приходить к заключению, что моя мать, возможно, и в самом деле… лгунья!

— Этого‑то я и боялся… Того, что рано или поздно ты откроешь для себя эту правду.

— Ты как будто догадывался, что она не с отцом, а поэтому ждал меня за дверью телефонной будки?

— Я весьма неплохо знаю ее, чтобы понять, что она может обмануть и тебя, — нехотя ответил он.

Слезы заструились по щекам, мешаясь с дождем.

— Как это больно, — прошептала девушка со слезами в голосе. — Я так верила ей, Клод. Я ведь сказала ей, что не смогу оставить папу надолго. Я накупила продуктов и наготовила ему еды на неделю или около того, а потом должна была приехать мать и остаться с ним, пока я буду находиться здесь. Она и заявила, что находится с ним, когда звонила сюда сразу после приезда. София ведь знала, что он не в состоянии самостоятельно обслуживать себя. Как она могла так жестоко поступить по отношению к нему?!

Не выдержав силы отчаяния, Роми разразилась потоком слез и прижалась щекой к его щеке. Клод обнял ее еще крепче. Тела их, казалось, слились воедино.

Боже, как я хочу, чтобы он никогда не выпускал меня из своих объятий! — с отчаянием подумала Роми. Пусть вечно он обнимает меня!..

12

Они стояли в полутемном холле замка. Клод поцеловал ее мокрые волосы и прошептал: — Ты заболеешь, милая, если будешь и дальше стоять здесь в этой мокрой одежде. Тебе надо переодеться… Пойдем наверх, там тепло и сухо.

От одной мысли о том, что ей придется снимать одежду в одном помещении с ним, Роми бросило в жар.