- Что? ты ничего не слыхал ночью? - спросил Ордынов.

- Да, слыхал.

- Что это за человек? кто он такой?

- Сама нанимала, сама и знай; а моя чужая.

- Да будешь ли ты когда говорить! - закричал Ордынов вне себя от припадка какой-то болезненной раздражительности.

- А моя что сделала? Виновата твоя, - твоя жильцов пугала. Внизу гробовщик жил: он глух, а все слышал, и баба его глухая, и та слышала. А на другом дворе, хоть и далеко, а тоже слышала - вот. Я к надзирателю пойду.

- Я сам туда же пойду, - отвечал Ордынов и пошел к воротам.

- А хоть как хошь; сама нанимала... Барин, барин, постой!

Ордынов оглянулся; дворник из учтивости тронул за шапку.

- Ну!

- Коль пойдешь, я к хозяину пойду.

- Что ж?

- Лучше съезжай.

- Ты глуп, - проговорил Ордынов и опять пошел было прочь.

- Барин, барин, постой! - Дворник опять тронул за шапку и оскалил зубы.

- Слушай, барин: ты сердце держи; за что бедного гнать? Бедного гонять - грех. Бог не велит - слышь?

- Слушай же и ты: вот возьми это. Ну, кто ж он таков?

- Кто таков?

- Да.

- Я и без денег скажу.

Тут дворник взял метлу, махнул раз-два, потом остановился, внимательно и важно посмотрев на Ордынова.

- Ты барин хороший. А не хошь жить с человеком хорошим, как хошь; моя вот как сказала.

Тут татарин посмотрел еще выразительнее и, как будто осердясь, опять принялся за метлу. Показав наконец вид, что кончил какое-то дело, он таинственно подошел к Ордынову и, сделав какой-то очень выразительный жест, произнес:

- Она вот что !

- Чего? Как?

- Ума нет.

- Что?

- Улетела. Да! улетела! - повторил он еще более таинственным тоном. Она больна. У него барка была, большая была, и другая была, и третья была, по Волге ходила, а я сам из Волги; еще завод была, да сгорела, и он без башка.

- Он помешанный?

- Ни!.. Ни! - отвечал с расстановкой татарин. - Не мешана. Он умный человек. Она все знает, книжка много читала, читала, читала, все читала и другим правда сказывала. Так, пришла кто: два рубля, три рубля, сорок рубля, а не хошь, как хошь; книжка посмотрит, увидит и всю правду скажет. А деньга на стол, тотчас на стол - без деньга ни!

Тут татарин, с излишком сердца входивший в интересы Мурина, даже засмеялся от радости.

- Что ж, он колдовал, гадал кому-нибудь?

- Гм... - промычал дворник, скоро кивнув головою, - она правду сказывала. Она бога молит, много молит. А то так, находит на него.

Тут татарин опять повторил свой выразительный жест.

В эту минуту кто-то кликнул дворника с другого двора, а вслед затем показался какой-то маленький, согбенный, седенький человек в тулупе. Он шел кряхтя, спотыкаясь, смотрел в землю и что-то нашептывал про себя. Можно было подумать, что он от старости выжил из ума.

- Хозяева, хозяева! - прошептал впопыхах дворник, наскоро кивнув годовою Ордынову, и, сорвав шапку, бросился бегом к старичку, которого лицо было как-то знакомо Ордынову; по крайней мере он где-то встретил его очень недавно. Сообразив, впрочем, что тут нет ничего удивительного, он пошел со двора. Дворник показался ему мошенником и наглецом первой руки. "Бездельник точно торговался со мной! - думал он, - бог знает что тут такое!"

Он уже произнес это на улице.

Мало-помалу его начали одолевать другие мысли. Впечатление было неприятное: день серый и холодный, порхал снег. Молодой человек чувствовал, как озноб снова начинает ломать его; чувствовал тоже, что как будто земля начинала под ним колыхаться. Вдруг один знакомый голос неприятно сладеньким, дребезжащим тенором пожелал ему доброго утра.

- Ярослав Ильич! - сказал Ордынов.

Перед ним стоял бодрый, краснощекий человек, с виду лет тридцати, невысокого роста, с серенькими маслеными глазками, с улыбочкой, одетый.