Гордей оглянулся на приёмную и подмигнул мне:

– Может, пока в картишки перекинемся?

– А перекинемся! – задорно ответила я. – В дурака.

– А можем и в дурака, – серьёзно сказал он. Карты появились как будто из ниоткуда – засаленные, старые. Гордей послюнявил пальцы, отчего меня передёрнуло, и принялся тасовать колоду. Добавил не слишком уверенно: – На деньги не играем, наверное. Или будешь должна?

– На щелбаны, – предложила. – А почему сразу должна? Вдруг я выиграю?

– У меня?! Да никогда!

Ну ну. Я с детства в дурака играю, я даже бабушку обыгрывала. Не буду хвастаться, но жалости к ребёнку не будет!

Однако первую игру я бесславно продула. Вторую вела, радовалась, как дитя, а потом опять проиграла. Так так… Этого не может быть. Две подряд? Нет!

– Ты жульничаешь, Гордей, не знаю, как тебя по батюшке! – возмутилась, пристально глядя ему в глаза. Он усмехнулся, подмигнул и ответил:

– Иванович я. А тебе наука, сестрица. Не играй с кем попало.

– Фу таким быть, – я покачала головой. – Давай ещё одну, но честно.

– Честно неинтересно, – фыркнул Гордей, тасуя колоду, и тут перед арестантской нарисовался тот, кого я терпеть не могла. Мой мучитель.

Трубин улыбнулся сладко сладко, аж усы встопорщились, протянул своим особенным голосом, от которого у меня мурашки по коже побежали:

– Госпожа Кленовская, прошу на допрос.

Я встала, с достоинством поправив платье, улыбнулась ему в ответ настолько холодно, насколько смогла, и ответила:

– К вашим услугам, господин Трубин.

Даже сама себе понравилась в этот момент. Эх, расти я в этом мире, могла бы стать самой настоящей светской дамой. Но увы, вышло из меня то, что вышло. А Трубин, гад этакий, не имеет права меня заключать под стражу без доказательств. Пусть докажет, что я виновата.

– Свидимся ещё, сестрица, – негромко бросил вслед Гордей, и я, не оборачиваясь, показала ему палец вверх. Зато Трубин и тут не преминул вставить свои пять копеек:

– На каторге вы свидитесь, Гордейка, это я тебе обещаю.

И невежливо подтолкнул меня… нет, не в спину, а чуть пониже. Я возмутилась:

– Держите ваши руки при себе! Если невмоготу, так в карманы спрячьте!

– Идите, идите, Татьяна Ивановна, – всё так же сладко пропел Трубин и указал на открытую дверь. Моё сердце пропустило удар – это был кабинет Городищева. Мгновенно вспомнился тот день, когда я попала в этот мир, когда меня и Авдотью забрали в полицейский участок, когда я впервые увидела Платона… Господи, да здесь всё будет всегда напоминать о нём! Всегда. Слёзы подкатили к глазам, но я глубоко вздохнула, чтобы не заплакать. Я не должна плакать сейчас. Сейчас я должна быть сильной и упрямой, чтобы выбраться отсюда. Городищева больше нет, он не отпустит меня.

– Присаживайтесь, госпожа Кленовская.

Трубин закрыл дверь и моментально переменился. Теперь он был похож на хищную птицу, которая готова броситься на жертву. Он обошёл стол и оперся о него ладонями, взглянул на меня с прищуром:

– Ну с, рассказывайте: зачем вы убили господина Черемсинова? Чтобы отомстить? Или он вам ещё как то помешал?

– Я не убивала, – ответила твёрдо. И даже подбородок задрала, посмотрела с вызовом. А сердце едва трепыхалось. Трубин меня посадит. Трубин даже будет топить за высшую меру. Неистовый глупец… Нет ничего хуже, чем дурак с амбициями и идеей. У него навязчивая идея – наказать меня за то, что его опозорила.

– Вы убили, вы, – он произнёс эти слова с таким сладострастным убеждением, что мне стало очень страшно.