– Буржуйская лодка.

– Не лодка, а яхта.

– Ну яхта. Слушай, а куда можно на ней доплыть? Например, до Севастополя, а?

Услышав название любимого города, Мария вздрогнула, но никто из ребят не обратил на это внимания.

– Хорошо бы дернуть до дому, а?!

– Жак говорил, в Африку повезут.

– Африк, Норд-Африк, – с готовностью подтвердила Мария.

– Вот-вот, слыхали все? А там в рабство сдадут не хуже немецкого. Я хоть и колхозник, а учил, что в Африке рабство, наша учительница Лидия Ивановна все нам рассказывала, они и черные такие от рабства, целый день их на солнце пекут.

– Лапоть ты, лапоть! Черные они от расы, раса у них такая. Мы белые, они черные, китайцы – желтые.

– Может, я и лапоть, Ваня, но не дурней тебя. По мне, лучше дернуть на этой лодке.

– Куда ты в открытом море дернешь?

– Домой. Авось как-нибудь доплывем.

– А хозяев куда?

– Куда, куда – в плен! Мы сколько в плену, а теперь пусть эти буржуи побудут. Не дрейфь, Ванек!

Мария почувствовала, что дело не шуточное.

– Как говорят у нас в деревне: мы ребята с придурью, но не дураки. Лодка крепкая, я и паруса видел свернутые, я все разглядел. Жратвы навалом.

За столом говорили двое: щупленький, малорослый Андре и выше его на голову Жан.

Попасть в плен к русским мальчикам на собственной яхте показалось Марии делом вполне реальным. Маленький Андре, наверное, обладал сильной волей – маленькие часто наполеончики. Жан был явно помягче, хотя и не исключено, что он сдаст свои позиции и подчинится приятелю, – Мария хорошо знала таких людей, мягких до поры до времени, кажущихся даже слабохарактерными, а на самом деле и смелых, и решительных, и упорных. Как правило, эти люди знают себе цену – с немецкого рудника слабый не убежит.

Двое других, Серж и Николя, делали вид, что не слышат, о чем говорят их товарищи. Жевали бутерброды, запивали сладким чаем. Было ясно, что они твердо усвоили: “Слово – серебро, молчание – золото”.

Приветливо раскланявшись с каждым сотрапезником, Мария поспешила в рубку к Ивану Павловичу.

– Дело веселое – мальчишки не прочь взять нас в плен, а самим плыть в Россию.

– Какие шустрые! – светло улыбнулся Иван Павлович.

– Зря улыбаетесь. Они могут решиться. Застрельщик говорит: “Возьмем буржуев в плен – и в Севастополь!”

– Дурень! У нас горючего до Туниса да еще чуть-чуть.

– А он паруса видел свернутые.

– Ой, дурень! Куда ж им на парусах! Я и то подумаю. Ну молодцы! – С лица Ивана Павловича не сходила улыбка, и совсем не от того, что он пренебрегал опасностью, а потому, что ему была понятна молодецкая удаль – проскочить на авось два моря! – Эх, до Севастополя и я бы махнул, да кто нас там ждет…

– Говорит, в Африку везут, а там рабство не хуже немецкого.

– Дурень маленький… – Иван Павлович перестал улыбаться. – Придется запереть…

– Как запереть? До Бизерты?

– До Бизерты – другого решения быть не может. Вы спите – я дежурю, я дежурю – вы отдыхаете. Всегда один против четверых.

– Да они такие слабенькие, Иван Павлович!

– Не заблуждайтесь. Я видел, какая решимость у них в глазах. Такая решимость больше силы.

– Но мне стыдно.

– Мне тоже неловко, Мария Александровна, но я их запру честь честью.

– В каюте Николь. Там огромная кровать, они улягутся поперек все четверо.