Папский знаменосец вперил в нее свои голодные, волчьи глаза, пытаясь подобрать слова для ответа.

– Я вам скажу, мой господин, – продолжила Анна нежным голосом. – Это как наваждение, когда человек, видя и высоко ценя достоинства других, тем не менее, хочет быть рядом только с одним-единственным человеком и любить его. Для него не существует никого другого. Именно это я чувствую к своему мужу. Нет в Риме другого человека, более достойного любви женщины, чем вы, но я не могу принять ваше предложение. Я люблю мужа.

Несколько мгновений герцог пребывал в молчании. Казалось, он безуспешно пытался осознать то, что говорила ему Анна. В конце концов он горделиво выпрямил спину и высокомерно изрек:

– Меня все это не касается. Я всегда добиваюсь того, чего желаю.

– И меня не касается, чей вы сын, – заявил Жоан, снова повернувшись к этому недостойному представителю рода человеческого. – Это моя жена и мой дом. Выйдите отсюда и не возвращайтесь более никогда.

– Вы забыли, что этот город – мой, – сказал Борджиа со зловещей улыбкой. – И если вы все еще не поняли этого, то скоро поймете, предатель.

Эта угроза глубоко взволновала Анну, и она упрекнула Жоана в его порывистости.

– У меня все было под контролем, – сказала она. – Я бы дипломатично остановила его, и не было бы никаких проблем. Я же просила, чтобы вы доверились мне.

– Для чего? – вскричал он в ярости. – Я прекрасно вижу, чем все это оборачивалось до сих пор. Вы даже не решаетесь выйти на улицу, ибо боитесь, что снова появятся эти люди в черном.

Она посмотрела на него полными слез глазами и смолчала.

– Конечно же, я верю вам, – сказал Жоан, увидев ее слезы и сменив тон на ласковый, нежный. – Но типы вроде этого неконтролируемы. Я знаю его сущность – это самый настоящий подлец.

Анна взглянула на него и, в бешенстве покинув комнату, поднялась наверх.

Жоан заметил Никколо, который молча смотрел на него. Он был свидетелем всей этой сцены. Жоан, испытывая потребность в дружеской поддержке, приблизился к нему.

– Мне бы очень хотелось рассказать обо всем этом Микелю Корелье, – глухо произнес Жоан, – но я заранее знаю его ответ: у Анны нет другого выхода, как отдаться этому ничтожеству. Он ничем мне не поможет.

– Я уже говорил вам о том, что известно всему Риму. Дон Микелетто верен семье Борджиа, и он всегда будет верен им, независимо от того, поведут ли они себя несправедливо или даже преступно. Он – их наемник.

– Я знаю это!

– Его верность выше чувства дружбы, которое он к вам испытывает, – продолжил флорентиец. – Я хорошо его знаю. Вспомните, что именно он представил нас друг другу.

– Никогда я не мог подумать, что буду жалеть о красоте Анны. Если бы она не была такой привлекательной…

– Не обманывайтесь, Жоан.