|
Пожилая барственная дама вышла от главного, и они чуть не столкнулись, однако Ада Михайловна словно не заметила чуть ли не двухметрового литсотрудника. Хортов поздоровался и неуклюже, по-военному раскланялся, на что получил ледяной, отчужденный взгляд из-под очков. И даже слегка отпрянул, думая, что обознался. А она пошла прочь, чеканя шаг по гулкому коридору. Такой оборот дела больше изумил, чем насторожил. Он еще не ведал всех тонкостей отношений в редакциях, плохо знал устройство газетной машины и взаимодействие ее хитрых частей и механизмов, а точнее, представлял себе этот вечный двигатель так, как было условленно в договоре - написал, принес, получил. Он и к шефу вошел несколько сбитый с толку и изумленный, словно его только что неожиданно и дерзко обманули. Стрижаку было лет сорок - может, на три-четыре года всего лишь старше, но по манере поведения он казался эдаким демократично-вальяжным, много пожившим человеком. В армии такими быстро становились молодые полковники, рано вкусившие высокие должности и власть. А на гражданке, оказывается, редакторы крупных столичных газет и удачливые, скоробогатые бизнесмены. Ростом шеф был не высок, так что из-за бумажных завалов на столе торчала седеющая голова, отороченная снизу ковбойским шейным платком, и длиннопалые, подвижные руки. - Присаживайся, Хортов, - сказал Стрижак, перелопачивая бумаги. - Сегодня что, опять магнитная буря?.. Не слышал? Голова раскалывается... - Возможно, - он вспомнил Аду Михайловну. - Какая-то буря чувствуется. Шеф отыскал его материал в синем пакете и бросил перед собой, затем проглотил какую-то таблетку и встал. - Так писать нельзя, Андрей Хортов. Материал в таком виде нам не годится. Решительно!.. К сожалению, это заблуждение всех начинающих. Желание поиграть на скандальных темах, заявить о своей смелости, выделиться, самоутвердиться... Ты меня понимаешь? - Пока нет, - обронил он. - Вот бы поконкретнее. Я, знаете ли, человек в прошлом военный и туповатый... Стрижак проявил образец выдержки и педагогического терпения. - Зайдем с другой стороны... У меня под ружьем стоит сорок пишущих. И как ты убедился, все штыки отборные. Как ты думаешь, почему никто из них не берется за подобную тему? Ты вообще в нашей прессе об этом много ли читал? - О чем об этом? - Ну, об этом! Чтоб вот так, неприкрыто, откровенно! Фашизм натуральный!.. Ну так что, соображаешь, о чем речь? Или не дошло? - Догадываюсь, но с трудом, - на всякий случай признался Андрей, хотя ничего еще не понимал. Шеф проглотил еще одну таблетку и закрыл жалюзи на окнах. - Странно... На собеседовании у меня сложилось совершенно иное к тебе отношение. Неглупый малый, определенная хватка, умение видеть задачу... Но я заметил еще по прошлому материалу, о секретной экономической деятельности Коминтерна. Почему у тебя там работали только лица еврейской национальности? - Это не у меня, это у них в Коминтерне. - А зачем заострять на этом внимание читателя? - Но иначе будет беллетристика. - Слушай, Хортов, ты же не этот крикун с улицы, а боевой майор в отставке, иностранный университет закончил. Можно сказать, кадр с европейским образованием... Откуда у тебя такие низменные чувства? Или это убеждения? - Шеф, а нельзя ли открытым текстом? Знаете ли, я привык к иной манере разговора... - Открытым? - Стрижак приблизился вплотную, и Андрей ощутил запах человека, сильно встревоженного и болезненного. - Давай открытым. Ты что, антисемит? - Не понял вопроса. |
