|
- Ты похож. И голос как у Поля Робсона. Только выговор... северо-уральский. Я там была на фольклорной практике... А ты знаешь свою судьбу? - Конечно. Умру в возрасте ста тридцати одного года. - Знать, когда умрешь, не интересно, - задумчиво произнесла Томила. - Как проживешь до смерти, что будет, кто встретится... Ты знаешь, что будет? - А как же! - засмеялся Мавр. - Причем, моя судьба имеет несколько версий. По какой захочу, по той и проживу. - Даже так? Ну и какие, например? - Могу еще лет сорок жить на берегу моря, страдать от его запаха и шума, уединяться в кузнице, пить вино и собственный коньяк... - Это здорово... - Что здорового? Тоска мне тут смертная. И одиночество. Если бы воплотить в жизнь второй вариант. - Какой же? - А перевернуть этот несправедливый мир. Чтоб как в сорок пятом. За державу обидно. - Я тебе верю, - после паузы обронила она. - В тебе чувствуется... огромная, потрясающая сила. Мне иногда даже страшно становится. Ты же все равно не скажешь, кто ты? - Не скажу. - Так и думала... Знаешь, а я в юности мечтала выйти замуж за генерала. Все девчонки мечтают! Однажды увидела настоящего генерала, но он был такой старенький, с палочкой шел... Вот теперь, когда мне сорок, снова можно мечтать. А то у меня теперь все так просто и прямо, что выть хочется. Я тоже все про себя знаю, вижу себя во сне - сижу на тюремных нарах, а стены из бронированного стекла... - Ого! - Мавр сел и чуть ли не насильно развернул Томилу к себе. - Это еще что такое? - Головой стучусь, тошно... - Давай, внучка, выкладывай, что с тобой приключилось? Она ткнулась лицом в его грудь, но не заплакала, как обычно бывает в таких случаях, напротив, будто успокоилась, ощутив опору. - Все сны в руку... Я должна повторить судьбу моего отца. - Он что, на нарах сидел? - Не то слово... Больше тридцати лет со ссылками. Мавр чувствовал ее дыхание у себя на груди, и в голову лезли неуместные мысли. Она словно услышала их, отстранилась и сжала кулачки. - Ты не думай, я его очень люблю! Жить без него не могу. Если б ты знал, какой он!.. Добрый, ласковый, но утомленный. И одержимый, как ты. - За что же его на такой срок? - больше для участия спросил он. Томила усмехнулась на свои воспоминания. - Сам он говорит, за то, что делал деньги. - Бизнесом занимался? - Нет, в прямом смысле. - Фальшивомонетчик, что ли? - Я ненавижу это слово... Мой папа художник, понимаешь? Прекрасный художник! - Ну-ка, ну-ка. - Мавр насторожился. - Как его фамилия? - Притыкин... Что это с тобой? - Да так... Просто у меня был один знакомый фальшивомонетчик, но с другой фамилией... И что, он на самом деле художник? - Талантливый! И его погубило творческое любопытство... - А это что такое? - Как бы тебе объяснить... Ты ведь тоже причастен, в кузне своей цветы выковываешь... Наверное, поиск совершенства, жажда самореализации. И когда этого нет, человек гибнет. Я тоже в юности писала стихи и мечтала о генерале. А стала обыкновенной челночницей. Так что дорожка мне накатана... Мавр встал, завернувшись в простыню, походил с достоинством и решительностью, как римский патриций. - Нет, надо потрясти этот мир! - Пожалуйста, Мавр, потряси его! - искренне попросила она и замолчала. Он погладил ее по голове, затем взял на руки, покачал, побаюкал: - Ах, ты горе мое... - Помнишь, ты однажды победил моего мужа, на руках тянулись? - И не только мужа, - намекнул он. |
