В этом Даша была твердо убеждена, потому что любовь чужда мелочных расчетов. Ей было трудно вообразить себе Отелло, душащего Дездемону за перерасход оставленных на домашнее хозяйство финансовых средств, или Джульетту, обшаривающую карманы Ромео в поисках заначки. Возможно, не будь ее отец по-настоящему богат, Даша смотрела бы на эти вещи иначе. Но он БЫЛ богат, и она смотрела на жизнь так, как смотрела: любовь — это любовь, а деньги — просто гарантия комфорта и независимости. Деньги служили забором, который ограждал островок любви от вторжения грубой действительности, и Даша была неприятно поражена, внезапно обнаружив по всему периметру этого забора зияющие бреши.

Возможно, она просто выбрала не самый удачный момент для звонка отцу. Возможно… Но, как уже было сказано, банкир Казаков никогда не менял своих решений, а значит, вопрос был закрыт раз и навсегда. И потом, в глубине души Даша подозревала, что дело не в настроении Андрея Васильевича. За последние несколько месяцев они с Дэном действительно просадили уйму денег, и дело рано или поздно должно было чем-то закончиться.

Она посмотрела на Дэна и обнаружила, что тот по-прежнему сидит на полу, держась обеими руками за нижнюю челюсть. Он был совершенно голый, и это обстоятельство впервые за время их знакомства вызвало у Даши не прилив желания, а нечто подозрительно похожее на раздражение. Нагота Дэна сейчас была неуместна — так же, впрочем, как и ее собственная нагота, о которой Даша как-то позабыла. Она вдруг ощутила, что воздух в нетопленом доме сырой и промозглый, и поспешила накинуть на плечи рубашку. Да, это действительно был первый случай, когда, глядя на своего возлюбленного, Даша не испытывала ни малейшего желания немедля, сию же секунду, затащить его в постель, и это служило лишним подтверждением тому, что любовь и деньги несовместимы.

— Что с тобой? — спросила она. — Что ты там делаешь?

Черные, как переспелые вишни, глаза Дэна на мгновение сузились, будто от злости, но тут же приобрели обычное, слегка насмешливое выражение. Он отнял ладони от лица, взялся двумя пальцами за подбородок и немного подвигал его из стороны в сторону, словно проверяя, хорошо ли держится челюсть.

— Отдыхаю, как боксер на ринге, — сказал он. На подбородке у него багровел свеженький кровоподтек, обещавший в ближайшее время превратиться в синяк. — Ты лягаешься, как бельгийский тяжеловоз.

— Господи! — Даша вскочила с кровати и опустилась рядом с ним на колени. — Это я тебя так приложила? Боже, да у тебя синяк! Бедненький мой, прости! Я сейчас, я мигом! Надо только приложить что-нибудь холодное, и все пройдет…

— Поздно, — сказал Дэн. — Да не суетись ты, сядь! Подумаешь, синяк! Такие отметины только украшают настоящего мужчину. Что тебе сказал твой родитель?

Даша все-таки сбегала на кухню и принесла из холодильника недопитую бутылку вина. Холодильник они включили всего час назад, и бутылка еще не успела как следует охладиться, но Даша все равно настояла на том, чтобы Дэн приложил ее к пострадавшему подбородку. Дэн послушался, но почти сразу махнул рукой и поставил бутылку на пол.

— Мой родитель сказал, что у меня аппетит не по росту, — сообщила Даша. — В общем, выражаясь грубо и просто, он меня послал.