– Аманда Коллендж. Всё верно. Она вместе со своими пришла, чтобы забрать меня и тебя, ещё не родившуюся. А Адам хотел нас с тобой защитить. И он за это поплатился.

По спине девушки пробежал холодок. Она сжала ладонь сидевшего всё это время рядом Маркуса. Та значит, её ненависть к Президенту изначально была обоснована. Кровь чувствовала врага на расстоянии. Девушка ненавидела не просто женщину-деспота, решившую управлять чужими мыслями и не только, но убийцу своего отца. А ведь она и подумать не могла, что может крыться в Аманде что-то настолько ужасающее. Что-то насколько близко относящееся к ней. Вдруг это и была та причина, по которой убивать её раньше времени Президент не собиралась?

– Получается, он никогда меня даже и не видел? – ошеломлённо спросила она.

– Нет.

Было видно, что Кэсс больно об этом рассказывать своей дочери. Да и вообще больно об этом говорить. А Сандре было больно это слышать.

– А как со всем этим связана ты? Как ты вообще попала в эту круговерть?

Ответа на этот вопрос девушка не знала. Потому и решила его задать, посчитав, что сейчас для него – самое время. И Кэсс посчитала точно так же. Потому что не стала противиться. Не ушла в другую комнату, не накричала на дочь, что, мол, это вовсе не её дело и надо бы ей заняться чем-нибудь другим. Она была готова поведать дочери всю правду. Ну или хотя бы её часть.

Она изогнула губы в печальной полуулыбке, наполненной слезами прошлого. Чувствовалось, что воспоминания, как казалось, самые невыносимые, накрыли её с головой. И не отпускали.

– Я была Колючкой, – произнесла Кэсс. – Колючка – это я. Девочка без прошлого. Девочка без будущего. Дитя Штаба, возомнившее себя выше него и не пожелавшее более с ним считаться. Кэсс Вайтфейс родилась позже. А сначала… сначала была лишь Колючка.

Колючка потому и была Колючкой, что с ней мало кто дружил. Хотя, живя в постоянном страхе, завести друзей – задача не из лёгких. Конечно, все дети старались поддерживать друг друга, но ни с кем не сближались, чтобы потом не испытывать боль потери. Им хватало физической боли, о которой они, правда, сразу забывали. Не сами, но забывали. Все они здесь рано или поздно уходили, хоть и не все они знали, куда. Знали лишь единицы, и то, им лишь казалось, что они знали, но то не была правда в чистом виде. Приходила женщина в белом халате со смешной причёской, похожей на птичье гнездо, подходила к одному из ребят за завтраком и уводила его. И больше этого ребёнка там никто не видел.

За тем же завтраком Колючка старалась забиться в уголок, подальше от всей надоедливой оравы. Она спокойно сидела и ела кашу или гренки, не задумываясь о том, что кто-то мог позариться на её и без того не очень вкусную долю. Еда здесь была простая, но, как говорили няньки-воспитатели, богатая витаминами, полезными для подрастающих детских организмов. Как сказал однажды один мальчишка с причёской, как у ёжика, именно из-за этой гадости несусветной они потом и вырастут такими же гадкими, раз еда такая полезная. Он был уверен, что из них делали чудовищ.

Надо сказать, он не ошибался.

Но детям в основном было всё равно. Игрушки были, общаться тоже было с кем, их кормили, хоть и не шедеврально. Даже мультфильмами они были обеспечены. Жизнь казалась ребятишкам слаще шоколадных конфет в разноцветных обёртках, которые им иногда приносили на полдник, но лишь потому, что они уже и не подозревали, что можно жить как-то по-другому. Не могли представить себе ту жизнь, в которой они могли бы гулять по аллеям и любоваться зелёными деревьями, которые осенью применяли на себя красные, жёлтые и оранжевые листочки, а зимой и вовсе сбрасывали их, словно ненужный мусор. Где пели бы птицы, заливаясь самыми удивительными трелями, а в небе парили облака, похожие на плюшевых медвежат или слонят. Это были дети, которые не видели неба.