— Бекс, я бы дорого отдал, если бы меня действительно признали сумасшедшим, а все остальное оказалось бы моим бредом или кошмарным сном. Но увы…
Байрон нажал какую-то кнопку на стенке шкафа и сдвинул его в сторону. У Ребекки забилось сердце. Все тело закололо тысячами крошечных иголочек, словно по коже побежали электрические разряды.
— Боже мой… Значит, это…
Это была реальность. Шкаф скрывал вход в туннель. Туннель манил ее, и только сила воли удерживала Ребекку от желания броситься в темноту. Оттуда доносились тихие голоса. Тысячи голосов, нараспев повторяющих ее имя.
Ребекка шагнула вперед и ударилась о невидимую стену.
Байрон подошел, осторожно взял ее лицо в свои ладони.
— Бекс, ты сейчас меня пугаешь больше, чем десяток Элейн.
— Почему? — удивилась она, не без усилий отворачиваясь от манящего туннеля.
— У тебя такой вид, будто тебе не терпится поскорее оказаться в мире мертвых. Как будто тебя там ждет необыкновенное счастье. Это ловушка, Бекс. Отец предупреждал меня. Мы еще успеем попасть в тот мир. А пока у нас более чем достаточно причин быть счастливыми здесь, в этом мире.
Байрон наклонился и поцеловал ее. Ребекка уперлась руками ему в грудь, не отталкивая, но и не притягивая к себе. Он опустил одну руку ей на бедро и привлек к себе.
Ему стало легче. Безотчетный страх прошел. Байрон снова поцеловал Ребекку.
— Я полюбил тебя, еще ничего не зная о нашей миссии. И не переставал тебя любить, хочешь ты об этом знать или нет.
Байрон целовал ее снова и снова.
— Я прошу тебя: помни. Помни о том, что мы знаем уже давно. Я только вчера узнал о нашей с тобой миссии. Но даже если бы ничего не было, я бы все равно любил тебя. Наверное, я полюбил тебя, когда ты впервые приехала в Клейсвилл. Знаешь, я испугался. Для меня это было непривычно. Я считал ниже своего достоинства пудрить мозги нескольким девчонкам сразу. Мне было особенно тяжело, что ты — сестра Эллы. Но я не мог делать вид, будто тебя не существует. Я приходил к Элле и радовался, когда тебя видел. В тот вечер, когда ты меня поцеловала… Наверное, если б я встречался с другой девчонкой, то вообще ничего бы ей не сказал. Поцеловались, и все тут. Но это была Элла. Я должен был ей рассказать. А потом она… ушла. Ты же не хотела меня слушать. Обрывала меня, стоило мне об этом заговорить. Тогда слушай здесь, сейчас, у входа в этот туннель. Я хочу всегда быть с тобой. Я тебя люблю. И ты лю…
— Нет! Прекрати! — крикнула Ребекка, хватая его за руку.
Байрон погладил ей щеку и продолжал, не слушая ее возражений:
— Я тебя люблю, и ты меня любишь. Мы оба это знаем. Просто ты не хочешь в этом признаваться.
Ребекка смотрела на него. «Любовь? Нет». Байрон был ей далеко не безразличен. Давний друг. Любовник. Однажды он уже признался ей в любви, но потом старался избегать этого слова. «Не надо себя обманывать. Это не любовь».
— Байрон, давай не будем сейчас об этом. Тебе тяжело. На тебя тоже столько всего навалилось…
— Мне тяжело, но моего отношения к тебе это не изменит.
Он водил большим пальцем по ее щеке.
— Если тебе так нужно, ври мне потом. Но сейчас, перед тем, как мы пойдем в страну мертвых, выслушай меня… Я знаю. Давно знаю, Бекс. Ты любишь меня ничуть не меньше, чем я тебя. Не надо больше врать ни себе, ни мне.
Ребекка смотрела на него, пытаясь найти контраргументы, пытаясь доказать, что он не прав и все придумал. Но контраргументов не находилось, а в искусстве дипломатии она была не сильна.
— Послушай, Би. Я понимаю, каково тебе сейчас. Не хочу тебя обижать, но правда… Элла умерла. Мы… а потом она… Ты был ее парнем. |