|
Насилу из воды вытянули. Мать варить отказывалась — он в кастрюлю не влезал! Пришлось у соседки казан для плова брать. У нее же в семье пятнадцать едоков было! Самый вкусный рак на моей памяти — тот самый. Добытое в бою, оно всегда слаще! — радостная скороговорка Шалкара, целиком ушедшего в переживание счастливого прошлого, то и дело воплощалась в робкие улыбки Меруерт, вспыхивающие от искренне соразделенного веселья. Заражаясь его безудержным, как часто бывает после перенесенного страдания, смехом, девушка заливисто хохотала, с восхищением вглядываясь в искрящиеся глаза дяди. Шалкар, казалось, был полностью захвачен переживаемыми добрыми воспоминаниями. Как маленький мальчик, он подпрыгивал на кровати, вскакивал с нее, размахивал руками, бегал по комнате и даже приседал, стараясь красочнее нарисовать внезапно ожившее в памяти событие. И, надо отметить, ему это отлично удавалось. Вновь усаживался на кровать, отирал пот с крутого интеллектуального лба. И всякий раз не забывал бережно прижимать к себе раскрасневшуюся от веселья девушку.
— Что там, наверняка тебе отец рассказывал, и куда лучше, чем я… Да, рассказчик он был от Бога! Не зря писал всю жизнь. Пусть и в стол, но какие это были рассказы… Жизненные. Потому и за душу хватали, за самое сердце… — возбужденно блестя глазами, делился впечатлениями Шалкар. Его взгляд туманился от приятных воспоминаний, приобретая еще большую глубину. Меруерт, будучи не в силах оторвать глаз от неодолимо харизматичного визави, безвольно, но с каким-то потаенным удовольствием тонула в его все нарастающей теплоте. Его ли теплоте… Сколь часто против кого-либо используется его же сила или слабость, качество его характера… Ведь чем иным чаще всего оказывается любовь, если не притяжением к самому себе, пусть и спроецированным на внешний предмет обожания? Околдованная манящей бездной взгляда Шалкара, она безотчетно следовала за предложенными ей картинками памяти, даже не задумываясь о том, образы своей ли жизни она перепросматривает под чутким руководством извне. Границы между пространством ее и другой личности стерлись, и девушка совсем не замечала болезненных уколов острых льдинок, назойливо вьющихся вокруг ее души… — А потом мы, наловив полное ведро мелкой рыбешки, шли домой и мать все это жарила… Кстати, твой отец решил стать врачом, когда нашу маму укусило сразу два скорпиона, помнишь? Они спрятались в кухонном полотенце. Маму тогда еле откачали. Ну, Арман и решил, что будет спасать человеческие жизни, чтобы уж наверняка… Наивный был, но добрый очень… Как мне его не хватает. Каждый день слышу его голос в своей душе. Эх, сколько мы могли бы сделать вместе, если бы не эта чертова автокатастрофа… — горе, оказывается, способно жить тайной жизнью в подспудье человеческой души! Тщетно пытаясь сдержать подступающие слезы, Шалкар закрыл глаза дрожащей рукой, а другой робко, в поисках поддержки, коснулся руки Меруерт. Поддавшись мощному сочувственному порыву, возникшему из самой глубины ее души, она схватила обеими руками его руку и разразилась потоком долгожданных слез… Ведь она не плакала с того страшного дня… С того момента, когда ее жизнь была почти что утрачена… Совместное страдание объединяет надежнее совместного счастья. Наплакавшись вдоволь, Меруерт и Шалкар доверчиво затихли в родственных объятиях друг друга… — Самое главное, что ты осталась жива, — голос Шалкара, вернувший ее во внешний мир, прозвучал словно из самого ее сердца. Но в то же время он был невыразимо далек от него… какое-то новое качество ее сознания, ставшее вдруг слишком явственным, смутило девушку и заставило обратить на себя внимание. Однако повелительно-заботливый тон дяди не позволил ей изучить непривычность своего состояния. — И я могу теперь выполнить свой долг, сдержать слово, которое дал моему любимому и единственному брату, — стремительным движением Шалкар промакнул слезы на глазах бумажным платком, явно стараясь скрыть свою эмоциональную слабость от Меруерт. |
