Трайн спускается быстрее. Я поддерживаю его обеими руками.

Мы в естественной пещере лавовой горы. Пещера имеет глубину четыре-пять метров и ширину — два-три. Мы включаем лампы, закрепленные на голове. Лучи колеблются и прыгают по черным стенам. Трайн идет спотыкаясь и показывает вперед. У западной стены располагается похожее на алтарь сооружение из хорошо пригнанных лавовых камней. Поскольку алтарь изготовлен из того же материала, что и стены, соединений практически не видно. Наверху продолговатого лавового сооружения покоится тяжелая гладкая каменная плита.

Мы встаем по обеим сторонам плиты и поднимаем ее. Под ней обнаруживается полое пространство, а внутри черный как уголь ларец.

Мы осторожно ставим ларец на край алтаря. Я тру по поверхности пальцем.

— Пыль? Сажа? — спрашивает Трайн.

— Ни то ни другое. — Я тру сильнее. Мое предположение оказывается верным. Появляется подлинная поверхность. — Ларец, — говорю я, — сделан из чистого серебра.

Мы обертываем серебряный ларец брезентом и выносим наверх, потом переносим к месту стоянки. В багажнике нашей «тойоты-ленд-крузер» мы прикрепляем ларец ремнями.

Мы так увлечены, что не говорим ни слова.

Трайн поворачивает на шоссе, ведущее к Рейкьявику. Дорога прямая как стрела. Не видно ни одного автомобиля. Со скоростью сто тридцать километров в час мчимся по пустынному лунному ландшафту. Озеро Тингведлира мерцает слева. На горизонте — зубцы вулканических гор.

Впереди на дороге возникает стоящий поперек «шеви-блейзер». Мы только что преодолели холм.

По бокам двое. Руки обоих опущены и скрещены — странная поза, как будто их снимают для рекламы кинофильма. В слепящем солнечном свете мне кажется, будто каждый держит по пистолету.

Трайн реагирует молниеносно:

— Держись!

Не медля ни секунды, он на полном ходу круто поворачивает и съезжает с шоссе на камни. Я вскрикиваю. Трайн стискивает зубы и смотрит прямо перед собой, как будто глубоко внутри его мирно спал герой кинобоевика, а теперь вдруг проснулся, словно он был получившим профессиональную подготовку солдатом спецназа, который в последние пятнадцать лет лишь притворялся, что изучает исландские манускрипты, а сам готовился к секретным операциям.

В облаке пыли мы уносимся от «шеви-блейзера» и от шоссе. Машину трясет, и шины грохочут по неровной поверхности.

За облаком пыли мелькают фары «блейзера».

Трайн умудряется править среди огромных камней.

— Мы едем по остаткам старой грунтовки между Рейкьявиком и Тингведлиром! — кричит он.

У нас есть преимущество: мы едем первыми и имеем хороший обзор, но «блейзер» не отстает.

— Звони один-один-два! — кричит Трайн.

Дрожащими руками вытаскиваю телефон. К счастью, связь есть. Когда оператор наконец понимает, что я говорю по-английски, а не на ломаном исландском, что за нами гонятся вооруженные люди, он посылает в нашу сторону патрульную машину. Хотя указать адрес в этой пустыне — дело безнадежное.

«Блейзер» всего в нескольких метрах от нас. Внезапно он сворачивает в сторону. Они задумали нас обогнать.

Огромный камень я замечаю раньше водителя «блейзера». Он не успевает среагировать. Раздается металлический скрежет, машина переворачивается и оказывается на камне колесами вверх.

Мы едем еще несколько километров по старой грунтовой дороге, потом перебираемся на заасфальтированную, которая приводит нас на главное шоссе до Рейкьявика.

Звонок из полиции раздается, когда мы уже около университета. Нас спрашивают, куда мы пропали.