Прямо напротив гостиницы останавливается полицейская машина.

В моем взгляде, должно быть, появился какой-то намек на надежду. Гигант поворачивается и смотрит в окно. Отпускает меня. Я глотаю воздух. Его коллега тоже подходит к окну. Коротышка говорит что-то, что я воспринимаю как mokhabarat. Гигант отвечает shorta.

Внизу на улице из патрульной машины выходят двое полицейских. Спешить им абсолютно некуда.

Арабы смотрят на меня, как две гиены, у которых отняли их лакомый полусгнивший кусок падали.

Я издаю жалобный стон.

Молниеносными движениями они прикрепляют мои руки к спинке кровати клейкой лентой и заклеивают рот скотчем.

Не говоря ни слова, гигант угрожающе смотрит мне в глаза.

Затем они исчезают.

К тому времени, когда полицейские, услышав стоны, ворвались в номер гостиницы, арабы давным-давно спустились по пожарной лестнице на задний двор и испарились в одном из тихих проулков позади гостиницы.

В глазах у меня плывет. Полицейские удаляют с моего лица скотч и помогают мне лечь в постель. Кому-то сломанный мизинец может показаться довольно смешным и даже банальным делом! Только не мне!

Полицейские вызывают подкрепление. Лежа в постели, я слышу звуки сирен подъезжающих машин полиции и «скорой помощи». Вскоре в гостинице набивается полным-полно полицейских и детективов. Молодой дежурный врач прикладывает к моей груди холодный стетоскоп и слушает сердце, которое бьется с бешеной скоростью. Он вкладывает ноющий распухший палец в бандаж и заматывает пластырем мизинец вместе с безымянным. Затем делает перевязь для руки и дает мне обезболивающее. Медсестра ласково гладит меня по щеке. Детективы задают вопросы. Я показываю гиганта на фотографии и делаю предположение, что коротышка — один из тех, кто на заднем плане и кого нельзя идентифицировать по фотографии. Полицейские что-то записывают в свои блокноты с таким привычным видом, словно в Исландию каждый день приезжают буйные арабы, охотящиеся за культурными ценностями и ломающие пальцы беспомощным ученым.

Проходит несколько часов, я рассказал им все, что знаю. «Скорая помощь» уехала в больницу, но меня в ней не было.

Двое полицейских остаются в гостинице: один у моей двери, другой внизу, у портье.

Ночь проходит беспокойно. Вселенная рухнула в тартарары, остались лишь мой мизинец и боль.

— Бьорн Белтэ?

Женщина в дверях прижимает к груди конверт и беспокойно переводит взгляд с полицейского на меня.

Я только что поднялся снизу, где завтракал. Под присмотром полицейского.

— Мы с мужем друзья преподобного Магнуса, — продолжает она на смеси датского и норвежского. Потом уточняет: — Были друзьями. Мы являемся членами приходского совета в Рейкхольте, — объясняет она. — Мой муж поет в церковном хоре. Можно войти?

В ней нет ничего особо тревожного. Тем не менее полицейский «просвечивает» ее с головы до ног своим рентгеновским взглядом.

Я впускаю женщину и закрываю дверь.

— Мой муж ждет в машине, — говорит она, проходя в номер. Она вряд ли привыкла бывать в номерах гостиницы наедине с посторонними мужчинами. Стоит посредине комнаты и прижимает к груди конверт. — В тот день, когда умер преподобный Магнус…

— Да?

— Он пришел к нам утром. И сказал, что, если с ним что-то случится, мы должны передать вам вот это. — Она протягивает конверт, весь обклеенный скотчем, понижает голос и говорит: — Нельзя, чтобы письмо попало в руки полиции.

— Спасибо.

— Мы пытались связаться с вами.