«Я увидел ее, — повторила мысленно она его слова, — и она стала моей». Заносчив, высокомерен. На Бринн нахлынули воспоминания о той ночи, когда она стояла у окна и не могла насмотреться на летящую в черном небе комету.

А где-то далеко от нее в ту же самую ночь Гейдж Дюмонт тоже был пленен этой кометой. А вдруг это судьба и незримая нить свяжет их жизни воедино?

Связующая нить? Пресвятая Дева, да между ними ничего и быть не может. Увидев летящее светило, она испытала восторг и восхищение, а он просто решил забрать его для себя.

Прошло три дня. И опять Бринн разбудил тяжелый взгляд Гейджа. «Пора бы уже привыкнуть к этому», — спросонок подумала она. С того дня, как он снял с ее волос упавший лист, Гейдж еще упрямее следил за ней, подстерегая ее каждый шаг.

Холодные переливающиеся лучи солнца падали на его лицо, высвечивая ямочки под его высокими скулами и отражаясь в его ярко-голубых глазах металлическим блеском дорогих клинков. Он будто был вытесан из каменной глыбы и создан жестоким, не знающим пощады воином.

Бринн коротко вздохнула, пытаясь очнуться от сна. В его манере разглядывать ее появилось что-то новое. Поначалу он смотрел на нее с откровенной неприязнью, но в последнее время в его взгляде появилось выжидательно-настороженное рысье выражение, как если бы он тщетно пытался выяснить нечто интересующее его. Враждебность и неприязнь уступили место каким-то иным чувствам, — похоже, он после долгих раздумий принял какое-то решение.

«Я увидел ее, мне захотелось ее иметь, и она стала моей», — так просто он присвоил себе комету. Может, он и вытесан из камня, но не в его силах заставить ее ощутить его холод. Щеки ее горели, непонятная внутренняя дрожь сотрясала тело. Страх? Не похоже.

Что бы там ни было, надо подавить в себе это чувство.

Бринн закрыла глаза и придвинулась поближе к Малику.

Гейдж Дюмонт едва слышно выругался. Наверное, опять чем-нибудь недоволен.

Она осталась лежать с закрытыми глазами.

— Ты не должен здесь дольше задерживаться, — переживал Малик за Гейджа. — Лефонт сказал, что Вильгельм двинулся на Лондон. Тебе надо быть с ним и защищать свои интересы.

— Я послал к его милости достаточно воинов, — успокаивал друга Гейдж. — Когда тебе станет легче, мы нагоним их.

— Я не поправлюсь раньше весны. Я пока не в состоянии даже сидеть. — Малик брезгливо сморщился. — Я ничего не могу. Только ем да сплю, как младенец.

— Потерпи немного, — улыбнулся Гейдж. — С тех пор как мы считали тебя мертвецом, прошло всего четыре дня.

— Я тоже так думал. — Малик посмотрел на вход в палатку. — Где Бринн?

— Женщина? Она на улице кипятит воду. Готовит новый бальзам для твоей раны.

— Должно быть, очень хороший бальзам. Я даже не представлял, что рана может так быстро затягиваться.

— Так ты только что жаловался на медленное выздоровление, — поддразнил его Гейдж. — А ведь эта женщина неплохо знает свое дело, как ты считаешь?

— Бринн.

— Что?

— Ее зовут Бринн. Ты всегда говоришь «женщина», а у нее есть имя.

— Ну и что?

— Ее зовут Бринн, — повторил Малик. — И это меняет дело.

— Ради всего святого, неужели эта девка вскружила тебе голову? Или тебя опять пронзили стрелы Купидона?

Малик покачал головой.

— Нет, тогда я подумал так из-за сияния…

Гейдж скептически усмехнулся:

— …а оно постепенно погасло?

— Не то… просто… Я не могу думать о ней как о простой женщине.