— Хорошо. Так мне спокойнее, — прошептала Эдвина. — Так же ты обнимала меня той ночью, когда я едва не умерла. Я уже одной ногой стояла там… а ты вытащила меня с того света.

Бринн тяжело вздохнула: и Эдвина не верит в ее знахарство.

— Тебе помог мой травяной отвар.

— Не думаю. Тут было что-то свыше.

— Значит, это был сам Господь, — быстро согласилась Бринн. — Я только знахарка, а не колдунья.

— Ты обиделась на меня? — забеспокоилась Эдвина. — Я никогда не обвиняла тебя в этом. Я только…

— Ш-ш. Ничего страшного. Спи.

— А ты не уйдешь, когда я засну?

— Я буду рядом.

Ловушка захлопнулась. Она необходима Эдвине и не может оставить ее без своей помощи. Как малое дитя, миледи молит о дружбе, нуждается в ней. И наверняка Эдвина без нее не выживет. Тоска и глубокое отчаяние овладели Бринн. Выхода не было. Она могла сбежать от Делмаса, но забота об Эдвине стальными цепями приковывала ее к Редферну. Гвинтал, мечта ее жизни, стал недосягаем.

— Звезда… — пробормотала во сне Эдвина. — Ты ошибаешься, Бринн. Я знаю, он идет…

— Это мне знак от Господа.

Вильгельм Нормандский простер руки к светящейся комете — ее сияние завораживало, притягивало и волновало его, вселяя веру в собственное могущество и бессмертную славу.

— Кто посмеет оспорить мое право на английский трон? — Вильгельм обратил к Гейджу Дюмонту задубелое от северных ветров лицо воина. Оно дышало отвагой и дерзостью.

— В самом деле, кто? — с напускным безразличием повторил Гейдж Дюмонт. — Гарольд II Английский, должно быть, тоже уверяет своих баронов, что комета — символ его законного права и Бог на его стороне.

Улыбка медленно сползла с лица Вильгельма, глаза потемнели от сдерживаемого гнева.

— Ты еще смеешь мне говорить, что я кощунствую, доказывая именем Господа свои права?

— Что вы, ваша милость, я просто жалкий торговец. Смею ли я осуждать вас за подобное богохульство?

«Дерзкий плебей, бастард, а еще туда же. Для потехи своей и из-за вздорности нрава готов и самого Папу Римского подергать за бороду», — раздраженно подумал Вильгельм. Он было собрался резко осадить безродного за наглость, но сдержался.

— «Жалкий торговец», — передразнил он Гейджа. — Ходят слухи, у тебя неслыханные богатства. Правда, что у тебя великолепный дворец в Византии?

— Молва часто попирает истину и топит ее, — туманно отозвался Дюмонт.

— А твой замок в Бельриве — это тоже слухи? Кто бывал в нем, потрясен сокровищами с Востока. — Вильгельм уже не скрывал неприязни к этому выскочке.

— Я веду торговлю. Как известно вашей милости, я часто езжу в Византию за товаром. Кто откажет мне в праве понежиться всласть? Вы? — Он вопросительно поднял бровь. — Похоже, вы посылали за мной не для разговора о моих игрушках?

Вильгельм оборвал его нетерпеливым взмахом руки. Богатства Дюмонта его мало волновали.

— Кроме того, я слышал, в Бельриве у тебя лучшие в Нормандии солдаты и стрелки из лука.

Гейдж Дюмонт нахмурился. Суровая складка прорезала высокий лоб, черные брови сошлись на переносице.

— Ваши рыцари посчитали, что презренный торговец — легкая добыча. Пришлось проучить их. — Говорил он тихо, но голос вибрировал от ярости.

— Я знаю, что мои воины иногда ведут себя… немного шумно.