|
Это опьянило мгновенно. Вихсар уже не чувствовал себя, а только одно единственное желание — разжать стискивающее капканом естество, проникая в лоно наложницы беспрерывно и беспощадно, не давая время ни на передышку, ни на попытку вдохнуть. Неотрывно смотря в черные, как смоль, глаза, он видел сквозь них только одну, ту, что осталась сейчас в руках Садагат. Он окунался в глубину, опрокидываясь раз за разом в синеву ее глаз, загребая в кулаки белое золото ее волос, вдыхая сладкий запах золотисто-молочной кожи. Ускоряясь и одновременно падая в кипучую, заглатывающую в недра блажь, Вихсар взорвался на тысячи огненных языков, растворяясь и исчезая во времени. Волна блаженства сотрясла его тело, стирая все грани бытия. Он упал с края бездны прямо в пустоту, что забирала его без остатка в свои безмолвные объятия. Хан продолжал еще двигаться до полного опустошения, пока, обессиленный совсем, не выскользнул из ставшего чрезмерно влажным лона, оставляя свое семя. Распластавшись на постели, он какое-то время не видел ничего, только черноту, тишина густым киселем облила его, придавливая к земле. Он слушал бешеный грохот сердца, а потом увидел тусклые всполохи огней, ощутил тягучие запахи свершившегося соития и губы наложниц, продолжающие блуждать по его телу мягко и мокро. Над ним оказались глаза Ирады, голодные, полные желания. Именно такое же ненасытное жгучее желание он хотел видеть в глаза княжны. Взяла злость, Вихсар обхватил наложницу за талию, развернул к себе спиной, ставя ее на четвереньки, погладив по животу, бедрам, сдернул штаны, смяв жестко ягодицы с бронзовым отливом кожи, скользнул меж ног, лаская нежные складки плоти, мокрой и мягкой. Ирада, охнув, выгнулась, принимая его пальцы внутрь себя, задвигала бедрами, насаживаясь плавно и быстро, разжигая в нем вновь неуемный огонь вождения. Оно горячей лавиной прошло с головы до ног, сотрясая нутро. Вихсар подтянул девушку за бедра к себе плотнее, обхватив лодыжку одной рукой и намотав черные косы на кулак другой, проник плавно и медленно, вбиваясь твердо и жестко, размеренно дыша, закрыв глаза, слушая всхлипы. И вновь видел перед собой образ той, что разжигала в нем неутолимый огонь желания, таким близким и холодным светом сияла его Сугар.
Глава 3 День тянулся за днем мучительно долго. К вечеру, на исходе второго дня до праздника плодородия, каждый будет должен отдать дань земле и колу, принести щедрые требы и поблагодарить богов за минувший год и богатый урожай. Арьян измерил весь острог шагами, не зная, куда и примкнуться. Три раза в день собирались всеми в терме, чтобы вместе сотрапезничать да обмолвиться словом. Ерислав, как обещал, был занят сбором своей дружины. Князь Гостивой грозил лишить его всего, если тот все же осмелится пойти на валганов. Он, как и князь Вяжеслав, был против того, но разве остановишь буйную голову. Не удержишь, уж как ни старайся, но в одном Гостивой все же ограничил сыновей — увел из детинца набранных кметей, поэтому братья поступили по-иному, решив проехать по весям окрестным в тайне. И точил сердце Арьяна червь сомнения от того, что нарушает волю старших князей, да ничего не мог поделать, назад уже дороги нет, иначе он изменит самому себе, как жить потом с этим? Задумал даже испросить волю богов, да тут же и передумал — какой бы ни был знак, он не отступит. Изредка сталкивались с братом днем. Данимир, похоже, один оставался, как и по обыкновению своему, расслабленный и даже в приподнятом духе, но только не в предчувствии предстоящей встречи с врагом. Другая у него ныне была забота, и имя ей — Люборада. Арьян в том убедился, когда ранним вечером встретил их милующихся в сумраке под яблоней. С одной стороны был рад, что братец позабыл связь с валганкой, которая оборвалась весьма скверно, но с другой, Данимир не о том думает. Хотя какая ему забота. Это Арьян весь истерзался, разрываясь на части в смятении и ожидании. Княжич посмотрел на закат, щуря глаза от пышущего алого зарева, распростершегося по всему горизонту. |
