Известно, что наши Евангелия дают генеалогию Иисуса только через Иосифа, указывая и происхождение Христа от Давида, хотя Иосиф не был отцом Иисуса. Но Цельс, когда говорит о происхождении Иисуса от царского дома Давидова, приписывает это почетное родство не Иосифу, а Марии. Откуда взялась у Цельса эта замечательная черта, и почему он, согласно с нашими Евангелиями, не приписывает царственного происхождения Иосифу?

Иустин, по нашему мнению, единственный источник, откуда Цельс мог почерпнуть подобное сведение. В самом деле, всякий раз, когда Иустин говорит о генеалогии Иисуса Христа, он утверждает, что через Марию Иисус происходит от Давида и патриархов. Это заимствование Цельса у Иустина нам кажется неопровержимым. И это не единственный случай, где Цельс пользовался Иустином. Можно привести и еще несколько примеров, из которых с еще большей несомненностью открывается, что совпадение Цельса и Иустина в указанном пункте не какая-нибудь простая случайность. Цельс, можно с решительностью полагать, опирался на Иустина, когда говорил о невзрачности наружного вида Христа и когда утверждал, что Иисус, как всякий другой человек из низшего класса, был неприхотлив в пище, питался пищей всякого рода. Иустин в таком же роде говорит в «Разговоре с Трифоном» (гл. 88). У Цельса и Иустина иудеи одинаково смотрят на чудеса Иисуса Христа как на действия магии и чародейство. В противоположность Евангелиям, Иустин утверждает, что когда Иисус был схвачен и предан суду, никто не последовал за ним из его близких, и что все ученики Его отреклись от своего Учителя. То же и у Цельса. Наконец, еврейская этимология слова «сатана» Цельсом заимствована из того же Иустина; у него же Цельс занял рассказ о пророке Ионе и растении, которое Бог взрастил для него близ Ниневии.

Можно находить аналогию между сочинением Цельса «Книга истины» и произведениями Иустина. Известно, что христианский философ, находя согласие между ветхозаветными пророчествами и фактами из жизни Христа, извлекал отсюда самые сильные аргументы для доказательства правоты своих христианских воззрений. Между тем это служит пунктом самых главных нападений Цельса. Мы видим, с какой усиленностью он хочет доказать, что не следует считать делом Бога то, что какой-либо исступленный человек что-либо предрекает и когда это предсказание случайно сбывается. Цельс, очевидно, нападает на аргументы Иустина. Иустин говорит, что греческие мудрецы и законодатели во всем, что у них есть лучшего, подражали Моисею и другим еврейским писателям, похищая высокие ветхозаветные идеи; он же говорит, что дьявол измыслил миф о Персее, рожденном от девы, о Вакхе, Эскулапе, Геркулесе, Митре и пр., переиначив и исказив истины из Откровения. Цельс эту аргументацию Иустина старается опровергнуть тем, что, напротив, самих иудеев считает подражателями и похитителями лучшего, что есть в их учении, из мудрецов, мифологов и поэтов греческих. Опять видно, что нападая на христианское учение, Цельс нападает на Иустина. Терминология Цельса относительно личности Сына Божия, по крайней мере в той части его сочинения, где он говорит от своего лица, напоминает терминологию Иустина. Иисус у Цельса называется Словом, Сыном Божиим, посланником Божиим, Его ангелом, Его апостолом.