– Я бы тяпнул на посошок и домой, ко щам, – тренер грузно воздвиг свои телеса, плеснул себе полстакана водки.

Когда тренер ушел, директор зоопарка оглядел присутствующих:

– Может, и нам пора закругляться?

Пряслов был вполне доволен сегодняшним выигрышем и не хотел искушать судьбу.

Мокеев дрожащими пальцами нащупал в кармане сальную пятидесятидолларовую банкноту, припечатал ее к столу:

– Играем!

– По двадцать три рубля за доллар, Валентин Николаевич, – прищурился Пряслов. – Согласны?

– Идет.

Впоследствии Мокеев жестоко укорял себя за то, что настоял на продолжении игры, и только из-за этого они не ушли из бара вместе с Ябой. Но, в конце-то концов, Валентин Николаевич – не ясновидящий…

К финнам, покачиваясь, подошел изможденный запоем, расхристанный мужик. Он немного помолчал и выговорил осипшим голосом:

– Ребят, оставьте пивка. А?

Финны непонимающе смотрели на пьянчужку. Резво приблизился официант, железной рукой схватил шаромыжника за шиворот и поволок его к выходу.

Когда пятьдесят долларов плавно перекочевали в бумажник директора зоопарка, когда Мокеев накорябал расписку, что должен Пряслову еще три с половиной тысячи рублей, трое игроков засобирались по домам. Аспирант с сожалением смотрел на опустевшую бутылку. Ну что такое литр на четверых, ё-моё?

Рябинин проиграл совсем немного, и потому имел не столь бледный вид, как экс-атташе.

– Может, еще закажем бутылочку? – с надеждой оглядел он партнеров.

Но Пряслов заторопился:

– Извините, господа, я побегу. А вы как хотите.

– Ну и мы двинемся…

Они вышли из бара и директор зоопарка тут же скрылся в темной, шелестящей листвой аллее.

– И впрямь полнолуние, – пробормотал Валентин Николаевич, задрав голову.

В черном небе, посреди разливающейся лужи молочного света, стояла луна – круглая и золотая, как церковный дискос.

Тоскливый, многоголосый вой прорезал тишину ночи.

– Что это? – испуганно дернулся аспирант. – И ведь где-то совсем рядом…

– Волки воют, – буднично отозвался бывший атташе и зевнул, клацнув челюстями. – На луну воют, как им и положено. Тут же зоопарк в двух шагах.

– Прямо мороз по коже… – поежился Рябинин и почему-то застегнул верхнюю пуговицу своей ветровки. – Прощайте, господин Мокеев.

Они разошлись в противоположные стороны, но не прошло и пяти минут, как снова столкнулись нос к носу у входа в бар.

– Что это вы, мсье атташе? – подозрительно глянул на Мокеева аспирант.

Валентин Николаевич явно смутился: он «заныкал» сотенную и теперь вернулся к бару, чтобы тяпнуть грамм двести в одиночестве. Как выяснилось, аналогичная мысль пришла в голову и молодому Рябинину.

– Черт с вами, я угощаю, – махнул рукой аспирант. – Вы ж на мели… Пойдемте, махнем по стопочке.

– Только по одной!

– Ну естессно, – усмехнулся Рябинин.

Ограничиваться ста граммами аспирант, вне всякого сомнения, не собирался.

– Сюда! – послышался срывающийся крик из глубины аллеи. – Скорее сюда! Рябинин, Мокеев!

Они замерли, инстинктивно сомкнувшись плечами.

– Сюда! – надсаживался голос Пряслова. – Да где ж вы, дьявол бы вас побрал!

Когда Валентин Николаевич и аспирант подбежали к плотно сбитой фигуре директора зоопарка, темнеющей среди деревьев, тот яростно рвал листья клена и тер ими ладони.

Возле ног Пряслова белел распростертый Яба.