Только поздно вечером, утомленные грабежом и насилием, отягощенные добычей, гоплиты стали покидать город. К этому времени подошла фаланга Кратера, войны которого с нескрываемой завистью смотрели на гоплитов Птоломея. Точно также смотрел на регента и сам стратег, вынужденный признать его умение находить выход из сложных положений.

Птоломей простоял вблизи Коринфа ровно три дня. Столько ему понадобилось, чтобы сначала предать огню тело павшего в сражении стратега Полисперхона, а затем провести переговоры с ахейцами и элидцами.

Желая заткнуть рот тайным недоброжелателям, говорившим, что ведомая Птоломеем конница не очень спешила к месту боя, отчего и погиб Полисперхон, регент устроил богатые похороны. Потратив на это почти всю свою долю из захваченной в Коринфе добычи. Оставшуюся же часть доли, он пожаловал послам Ахеи и Элиды, что прибыли в его палатку к вечеру второго дня.

Узнав о падении Коринфа, они решили не дергать тигра за усы. Явившись к Птоломею, ахейцы и элидцы заявили, что они не являются сторонниками Спарты, что только и было нужно македонскому регенту в этот момент. Закрыв глаза на все остальное, он позволил послам удалиться. При этом позволив им не только соблюсти честь, но и приобрести некоторый капитал, пусть даже и трофейный.

После этого уже ничто не могло помешать войску Птоломея, вступить в пределы Лаконики, что и случилось через несколько дней. Не думая о понесенных потерях и утратах, о том, что им ещё предстоит свершить, македонцы твердо шли к последнему очагу беспокойства в Элладе. И там их ждала ещё одна битва, последняя в этой войне.

Успев купить на деньги Гарпала у карфагенян доспехи и оружие, задействовав все свои резервы, спартанцы успели собрать к приходу врага, около девяти тысяч. Во главе войска стоял царь Клеомен страстно желавший смыть позор, ранее нанесенный спартанскому царю Агиссу Антипатром.

Напрасно мудреные опытом советники уговаривали царя отойти за Эврот и подобно Агеселаю навязать противнику бой в теснинах города. Царь гневно отвергал их, утверждая, что спартанские войны самые лучшие, и сидеть в незащищенном стенами городе это просто безумие. Клеомен свято верил в свое предназначение разбить македонцев и начать возрождение влияния спартанского царства на всю Грецию. Эта вера была настолько крепка и чиста, что он спокойно дожидался, пока македонцы не подошли к лагерю спартанцев и встали против него.

— Мы всех их похороним на нашей земле. У нас много для этого места — гордо заявил царь, глядя на ряды врагов и его слова, моментально разлетелись по рядам спартанцев, приободряя их перед грядущим сражением.

Видя, что противник полностью уверен в собственных силах, Птоломей решил применить против спартанцев, любимое построение Александра. На следующий день он выстроил фалангу сарисофоров с гипаспистами по бокам, создав на правом фланге ударный клин из катафрактов.

После афинян, фокейцев и коринфян, изобретению царя Александра предстояло держать экзамен у самого сильного экзаменатора в Европе. Который не раз доказывал, что способен одержать победу, находясь в почти безвыходном положении. Что считал поражение самым страшным позором и сражаться с ним, предстояло биться на его родной земле.

Перед тем как отправиться на правый фланг Птоломей обнялся с Кратером, которому он доверил в этой битве пехоту. — Держитесь, мы постараемся побыстрее ударить вам навстречу — пообещал регент. Тяжелое предчувствие лежало у него на сердце, чего с Птоломеем не бывало со времен индийского похода.

В отличие от Птоломея царь Клеомен находился в приподнятом состоянии. Царь был полностью уверен в своей победе, ибо получил пророчество от дельфийских жрецов. Оно гласило, что царя может победить только человек царской крови, к которым Клеомен никак не относил Птоломея. Поэтому он без малейшего колебания, стоя позади фаланги в окружении жрецов, дал сигнал к началу атаки неприятеля.