Дон Хуан с книгами под мышкой остановился в галерее коллегии, чтобы рассмотреть старинные надписи, покрывавшие ее стены, и вдруг заметил, что студент, заговоривший с ним первый, направляется к нему, словно желая прочесть те же самые письмена. Дон Хуан, кивнув ему, чтобы показать, что он его узнал, собирался уже выйти, но студент удержал его за край плаща.

— Сеньор дон Хуан! — сказал он ему. — Если вы не очень спешите, будьте добры уделить мне несколько минут для разговора.

— Охотно, — сказал дон Хуан, прислонясь к столбу. — Я вас слушаю.

Перико боязливо посмотрел но сторонам, словно опасаясь, не следит ли кто за ними, затем приблизился к дону Хуану, собираясь что-то сказать ему на ухо, что, по-видимому, было излишней предосторожностью, так как в обширной готической галерее, где они находились, кроме них, никого не было.

— Не могли бы вы мне сказать, — начал он после минутного молчания тихим, почти дрожащим голосом, — не могли бы вы мне сказать, действительно ли ваш отец знавал отца дона Гарсии Наварро?

Дон Хуан жестом выразил свое удивление.

— Разве вы не слышали, что сказал дон Гарсия?

— Да, — ответил студент, понижая еще более голос. — Но слыхали вы когда-нибудь сами от вашего отца, что он был знаком с сеньором Наварро?

— Конечно! Они вместе сражались против морисков.

— Превосходно! Но слыхали вы когда-нибудь, что у этого дворянина есть… есть сын?

— Сказать по правде, я не очень прислушивался к тому, что рассказывал о нем мой отец. Но к чему эти вопросы? Разве дон Гарсия не сын сеньора Наварро?.. Или он его незаконный сын?

— Призываю небо в свидетели, ничего такого я не хотел сказать! — воскликнул испуганно студент, заглядывая за столб, о который опирался дон Хуан. — Я хотел только спросить вас, не дошла ли до вас странная история, которую многие рассказывают о доне Гарсии?

— Я ровно ничего не знаю.

— Говорят… заметьте, пожалуйста, что я только передаю то, что слышал от других… говорят, будто у дона Дьего Наварро был сын, в возрасте шести или семи лет заболевший столь тяжелой и необычной болезнью, что врачи не знали, к какому средству прибегнуть. Тогда отец стал жертвовать в разные часовни, прикладывать реликвии к телу больного, но однажды… так меня уверяли… однажды, глядя на образ архангела Михаила, воскликнул: «Раз ты не можешь спасти моего сына, то хотел бы я знать, не сильнее ли тебя тот, кто лежит у тебя под пятой!»

— Какое ужасное кощунство! — вскричал дон Хуан, возмущенный до последних пределов.

— Через некоторое время ребенок выздоровел… и ребенок этот… дон Гарсия.

— И с этого дня в дона Гарсию вселился бес! — произнес с громким смехом дон Гарсия, выглянув внезапно из-за столба, за которым он, очевидно, слушал этот разговор. — По правде сказать, Перико, — прибавил он холодным и презрительным тоном пораженному студенту, — если бы вы не были жалким трусом, я бы вас заставил раскаяться в ваших дерзких речах обо мне. Сеньор дон Хуан! — продолжал он, обращаясь к Маранье. — Когда вы меня узнаете ближе, вы не станете терять времени и слушать этого болтуна. Да вот, чтобы доказать вам, что я не приспешник дьявола, я прошу вас сделать мне честь пройти со мной сейчас в церковь святого Петра. А после того, как мы выполним там наш христианский долг, позвольте мне пригласить вас к себе на плохонький обед в компании нескольких приятелей.