— Кончилась бедная барышня! — сказала наконец сиделка, поднося к губам Арсены свою табакерку. — Видите, стекло не затуманилось. Она умерла!

— Бедняжка! — воскликнул Макс, очнувшись от оцепенения, в которое он, казалось, был погружен. — Какую радость знала она в жизни?

Вдруг, словно воскреснув при звуке его голоса, Арсена открыла глаза.

— Я любила! — глухо прошептала она.

Она шевелила пальцами и словно хотела протянуть руки. Макс и г-жа де Пьен подошли, и каждый взял ее за одну руку.

— Я любила, — повторила она с грустной улыбкой.

То были последние ее слова. Макс и г-жа де Пьен долго не выпускали ее ледяных рук, не смея поднять глаз…

Глава четвертая

Итак, сударыня, вы мне говорите, что мой рассказ окончен, и не желаете слушать дальше. Я полагал, что вам захочется узнать, уехал ли г-н де Салиньи в Грецию или нет; было ли… но уже поздно, и с вас довольно. Как угодно. Но, по крайней мере, воздержитесь от опрометчивых суждений; я утверждаю, что не сказал ничего такого, что давало бы вам на них право. А главное, не сомневайтесь в правдивости моего рассказа. Вы сомневаетесь? Сходите на Пер-Лашез: в двадцати шагах по левую руку от могилы генерала Фуа вы увидите совсем простую каменную плиту, всегда окруженную свежими цветами. На камне вы можете прочесть имя моей героини, вырезанное крупными буквами: Арсена Гийо, а наклонившись над этой могилой, вы различите, если только дождь не распорядился уже по-своему, строчку карандашом, выведенную очень тонким почерком:

Бедная Арсена! Она молится за нас.

Кармен

Перевод М. Лозинского

Pasa gyne kholos estin; ekhei d’agathas dyo horas:

Ten mian en thalamo, ten mian en thanato.

Глава первая

Мне всегда казалось, что географы сами не знают, что говорят, помещая поле битвы при Мунде в стране пунических бастулов, близ теперешней Монды, милях в двух к северу от Марбельи. Согласно собственным моим соображениям по поводу текста анонимного автора Bellum Hispaniense и кое-каким сведениям, почерпнутым в превосходной библиотеке герцога Осунского, я полагал, что достопамятное место, где Цезарь в последний раз сыграл на все против защитников республики, следует искать в окрестностях Монтильи. Находясь в Андалусии ранней осенью 1830 года, я совершил довольно дальнюю поездку, чтобы разрешить еще остававшиеся у меня сомнения. Исследование, которое я в скором времени обнародую, окончательно убедит, я надеюсь, всех добросовестных археологов. Пока моя диссертация еще не разъяснила географической загадки, которая смущает всю ученую Европу, я хочу вам рассказать небольшую повесть; она ни в чем не предрешает интересного вопроса о местонахождении Мунды.

Я нанял в Кордове проводника с двумя лошадьми и двинулся в поход, не имея иной поклажи, кроме Записок Цезаря и нескольких рубашек. И вот однажды, скитаясь по возвышенной части Каченской равнины, изнемогая от усталости, умирая от жажды, сжигаемый раскаленным солнцем, я от всей души посылал к черту Цезаря и сыновей Помпея, как вдруг заметил поодаль от тропинки, по которой я следовал, небольшую зеленую лужайку, поросшую камышами и тростником. Это возвещало мне близость источника. И действительно, когда я подъехал, предполагаемая лужайка оказалась болотом, в котором терялся ручей, вытекавший, по-видимому, из тесного ущелья меж двух высоких уступов сьерры Кабра. Я решил, что, подымаясь по течению, я найду воду чище, меньше пиявок и лягушек и, быть может, немного тени среди утесов.