Граф бросил ей серебряную монету и спросил, что она делает в лесу, так далеко от жилья. Вместо ответа она указала на корзину, полную грибов. Хотя мои познания в ботанике весьма ограниченны, все же мне показалось, что большая часть этих грибов была ядовитой породы.
— Надеюсь, матушка, — сказал я, — вы не собираетесь их есть?
— Эх, барин! — отвечала старуха с печальной улыбкой. — Бедные люди едят, что бог пошлет.
— Вы не знаете наших литовских желудков, — заметил граф, — они луженые. Наши крестьяне едят все грибы, какие им попадаются, и чувствуют себя отлично.
— Скажите ей, чтоб она не ела хоть этого agaricus necator, который я вижу у нее в корзине! — воскликнул я.
И я протянул руку, чтобы выбросить один из самых ядовитых грибов, но старуха проворно отдернула корзину.
— Берегись! — сказала она голосом, полным ужаса. — Они у меня под охраной… Пиркунс! Пиркунс!
Надо вам сказать, что «Пиркунс» — самогитское название божества, которое русские почитали иод именем Перуна; это славянский Юпитер-громовержец. Меня удивило, что старуха призывает языческого бога, но еще больше изумился я, увидев, что грибы начали приподниматься. Черная змеиная голова показалась из-под них и высунулась из корзины, по крайней мере, на фут. Я отскочил в сторону, а граф сплюнул через плечо по суеверному обычаю славян, которые, подобно древним римлянам, верят, что таким способом можно отвратить влияние колдовских сил. Старуха поставила корзину на землю, присела около нее на корточки и, протянув руку к змее, произнесла несколько непонятных слов, похожих на заклинание. С минуту змея оставалась недвижимой, затем обвилась вокруг костлявой руки старухи и исчезла в рукаве бараньего полушубка, который вместе с дырявой рубашкой составлял, по-видимому, весь костюм этой литовской Цирцеи. Старуха посмотрела на нас с торжествующей усмешкой, как фокусник, которому удалась ловкая проделка. Лицо ее выражало и хитрость и тупость, что нередко встречается у так называемых колдунов, по большей части одновременно и простофиль и плутов.
— Вот, — сказал мне граф по-немецки, — образчик местного колорита: колдунья зачаровывает змею у подножия кургана в присутствии ученого профессора и невежественного литовского дворянина. Это могло бы послужить неплохим сюжетом для жанровой картины вашему соотечественнику Кнаусу… Хотите, чтобы она вам погадала? Прекрасный случай.
Я ответил, что ни под каким видом не стану поощрять подобное занятие.
— Лучше я спрошу ее, — сказал я, — не может ли она что-либо рассказать относительно любопытного поверья, о котором вы мне только что сообщили. Матушка! — обратился я к старухе. — Не слыхала ли ты чего насчет уголка этого леса, где звери будто бы живут дружной семьей, не зная людской власти?
Старуха утвердительно кивнула головой и ответила со смехом, простодушным и вместе с тем лукавым:
— Я как раз оттуда иду. Звери лишились царя. Нобль, лез, помер; они будут выбирать нового царя. Поди, попробуй, — может, тебя выберут.
— Что ты, матушка, городишь? — воскликнул со смехом граф. — Знаешь ли ты, с кем говоришь? Ведь барин (как бы это сказать по-жмудски: «профессор»?)… барин великий ученый, мудрец, вайделот.
Старуха внимательно на него посмотрела.
— Ошиблась, — сказала она, — это тебе надо идти туда. Тебя выберут царем, не его. Ты большой, здоровый, у тебя есть когти и зубы…
— Как вам нравятся эпиграммы, которыми она нас осыпает? — обратился ко мне граф. — А дорогу туда ты знаешь, бабушка? — спросил он у нее. |