— Довольно, — сказала Шеба. — Не будем сходить с ума перед самым ужином.
Ричард опустил ребенка.
— Ладно, мистер Бенно Макбенджамено. Давайте приведем себя в порядок. Позвольте представить эту леди. Ее зовут Барбара. Она пришла к нам в гости.
— Привет. — Мальчик шагнул вперед и протянул мне ладошку. — Меня зовут Бен.
Признаться, я с ужасом ждала знакомства с ним. Боялась сморозить какую-нибудь глупость или попасть впросак, если не пойму, что он говорит. Однако все прошло отлично. Бен произносил слова чуть сдавленно и гнусаво, но вполне разборчиво.
— У меня уже подружка есть. Ты знала? А мне только одиннадцать.
— Нет, не знала, — ответила я.
— Ее зовут Сара. На следующей неделе она придет к нам на чай.
— Правда?
— Сара его соседка по парте, — объяснила Шеба.
— Не соседка, мам! — возразил Бен. — Она моя подружка. Мы хотим вместе танцевать медленный танец.
— В самом деле? Это мы еще посмотрим. — Шеба перевела на меня взгляд и многозначительно повела бровью: — С каждым поколением гормоны просыпаются все раньше.
Бен внимательно следил за матерью.
— Гормоны? — спросил он. — А что это, мам?
Ужинали мы все вместе за круглым столом в просторной кухне на первом этаже. Шеба приготовила салат и картофельную запеканку с мясом. Ричард открыл бутылку риохи.
— В этом доме Бэш — шеф-повар, — сообщил он, наполняя мой бокал, — ну а я — сомелье.
Разговор за столом не прекращался. Бен рассказывал о недавней школьной экскурсии в лондонский зоопарк, а мы восхищались тем, как здорово он имитировал голоса животных. Шеба заставила меня описать провальный поход в Сент-Олбанз, и мой рассказ вызвал гомерический хохот Ричарда. Услышав, что я отозвалась о Пабблеме как о местном варианте чеховского Матвея Ильича, Ричард вскинул брови.
— Тургенев, говорите? Отлично, отлично, — одобрил он, словно поставил галочку на полях моего очерка, и в качестве награды за то, что я оказалась не полной невеждой, завел длинный монолог о своей книге.
Писал Ричард, похоже, о тяготении прессы к консерваторам, но, услышав это мое предположение, протестующе завопил: дескать, его мысли «чуточку тоньше и проницательнее». Безумно долго он втолковывал мне «важнейший момент» книги — об уловках, к которым прибегают журналисты в использовании глаголов. По мне, так все это звучало крайне глупо, однако ради согласия в компании я симулировала осознание всей глубины его идеи.
За весь ужин случился лишь один неуклюжий момент, в котором моей вины не было. Произошло это, когда Шеба попыталась уговорить Полли поесть как следует, а та заорала, чтобы мать оставила ее в покое.
— Ты ведешь себя безобразно, Полли. Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне, — тихо и четко произнесла Шеба.
— Тогда не цепляйся со своей жрачкой, — огрызнулась дочь.
— Я не цепляюсь, — возразила Шеба. — Я всего лишь не хочу, чтобы ты морила себя голодом.
— Оставь ее, Бэш, ради всего святого, — встрял Ричард.
Он же прервал повисшее на несколько секунд молчание:
— Тяжелый случай, верно, Барбара? В обществе принято считать хорошие манеры отражением любви и почтения, а они по большей части не что иное, как замаскированная под моральные принципы эстетика. Вы со мной согласны?
— Прошу тебя, Ричард… — пробормотала Шеба.
— Нет, я серьезно. Ясно же, что вежливость по отношению к взрослым далеко не всегда вытекает из уважения к мудрости старшего поколения. |