— Отход! Кудинов, к Довыденко! — скомандовал я всем и, тотчас привстав, почал только что прищёлкнутый магазин.

— Отход! — для чего-то продублировал Вячин и, пропустив вперед Чаврина, тащившего левой рукой ПКМ, бросился за ним следом. Я продолжал стрелять. Опомнившиеся чехи разразились такой канонадой, что если бы не толстенный комель, за которым мне удалось укрыться, мне бы точно не поздоровилось… и вновь время завертелось невероятными сгустками смешанных чувств и ощущений. Рывок за кольцо, щелчок чеки улетающей РГДшки, взрыв, вторая граната, летящая к цели, тут же ей вслед длинная, до последнего патрона, очередь. Не перезаряжая оружие, бросок вслед за отступающими бойцами, падение в куст и сползание ужом, скатывание в небольшую канаву. Опустошённый магазин улетел в грязь, щелчок нового и прыжок к ближайшему дереву. Рву затвор, слыша, как затарахтели, заработали чужие автоматы, видя, как пули впиваются в окружающие деревья, взрывают почву вокруг. Но это всё вне меня, вне моего пространства, а моё — вон оно, там, впереди, за очередным толстым, спасительным буком. Падаю, стреляю. Рывок, и следующее падение вперёд на подставленное земле правое плечо, автомат в обеих руках, ствол вверх, перекат — не перекат, а смесь неудобоваримого выверта с кувырком, и тотчас лицом к противнику. Три пули по неосторожно высунувшемуся из-за бугорка бородачу и откат вправо, за выпячивающиеся бугром корни столь вожделённого мной дерева.

— Командир, прикрою! — вопль Вячина и грохот ПКМа. — Значит, бойцы поменялись оружием, — мысль мелькает как световой всполох, и я, стараясь оставаться за контурами дерева, бросаюсь к следующему укрытию. За спиной взрыв от врезавшегося в бук гранатомётного выстрела. Что-то белёсое проносится мимо, спину почему-то обдаёт холодом, и я снова падаю. Вновь вскакиваю, у самого лица проносятся пули, чьи — свои, чужие, даже не знаю. ПКМ бьёт под самым носом. Падаю. Переворачиваюсь на спину и снова стреляю. ПКМ разрывается огненными всхлипами. Резко поворачиваюсь лицом к Вячину:

— Уходи! — срывающийся на фальцет хрип. Разворот, короткая, в два патрона, очередь по наступающим. Сознание ещё не восприняло, а подсознание уже само начало экономить боеприпасы. Бой грозил затянуться. Все чувства обострены, действия впереди мысли. Рывком сместил прицел и положил очередь под ноги выскочившего из-за деревьев гранатомётчика. Чуть-чуть поднять бы ствол, а так тот даже не упал и РПГ не выронил, только запустил выстрел в кроны деревьев и, слегка прихрамывая, слинял за пределы видимости.

— Отход, командир, отход! — в наушниках разрывается голос фешника. И впрямь пора делать ноги.

— Иду! — мои барабанные перепонки сейчас лопнут — гранатомётные выстрелы летят один за другим и рвутся в ветвях деревьев. Вокруг шлепаются то ли осколки, то ли кусочки срезаемой ими коры. Похоже, я припозднился, меня все ждут. Ещё рывок.

— Отходим!

Надо попробовать оторваться, шанс есть — раненых унесли вперёд. Вячин… где Вячин? А, вот он, за кустами, чуть впереди, спешит следом за закинувшим автомат на плечо и бережно прижимающим к груди раненую руку Чавриным.

— Второй, ты где? — оглядываясь по сторонам, не вижу Калинина и Тушина.

— Мы вас ждём! — значит, они где-то впереди.

— Отход! — пока есть возможность, надо двигать и двигать. Нам бы сейчас артуху. Но нельзя… Блин, какая глупость! Паранойя. Я до сих пор не сообщил, что веду бой. У меня раненые. Чёрт, у меня Довыденко…

— Третий, как Эдик? — я уверен, Кудинов уже должен быть где-то рядом с раненым.