– Прости, что я не догадался сразу. Прости, что не поверил тебе.
– Это же была игра, Саймон. Ты и не должен был мне верить.
– Но я не должен был попадаться на эту удочку. Из всех людей на свете…
– Никто не может ждать от тебя, что ты меня вспомнишь. – В голосе ее звучала невероятная нежность. – Я это понимаю, Саймон. Я знаю, что между нами… не все было легко и гладко, и не обольщаюсь насчет этого. Факты есть факты, и ничего тут не поделаешь.
Сколько же всего он хотел ей сказать!
Но прямо сейчас в голове у него было абсолютно пусто.
Повисла неприятная, раздражающая тишина. Наконец Изабель переступила с ноги на ногу.
– Что ж, если это все, тогда…
Саймон не смог удержаться:
– Будешь и дальше встречаться с Джоном? Или… это тоже было частью игры?
Он надеялся, что девушка не услышит драматических ноток в его голосе.
– Это была другая игра, Саймон. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что мне просто приятно иногда тебя помучить? – Она снова улыбнулась – той самой озорной улыбкой, и Саймон вдруг почувствовал, что одной только этой улыбкой она может зажечь в нем настоящий костер.
– Так, значит, вы с ним никогда…
– Джон – точно не мой тип.
Последовавшая за этим тишина была уже не такой раздражающей. В такой тишине, думал Саймон, ты долго-долго смотришь в глаза другому человеку, и напряжение между вами становится настолько сильным, что разрядить его сможет только поцелуй.
«Просто действуй», – сказал он сам себе. Может, он и не может вспомнить, как сделать первый шаг с такой девушкой, как Изабель, но, очевидно, когда-то в прошлом он это сделал. А значит, где-то внутри себя прекрасно знает, как это делается. Где-то в глубине. «Так что хватит тормозить. Хватит бояться. ДЕЙСТВУЙ».
Но он все еще набирался храбрости, а момент уже был упущен. Изабель отступила на шаг.
– Ну… так что было в том письме?
Саймон помнил его наизусть. Он мог бы прочитать письмо по памяти прямо сейчас. Сказать ей, что она потрясающая. Что даже если его разум не помнит, как ее любить, душа его когда-то изменилась навсегда, чтобы принять ее в себя без остатка, и теперь подходит ей тютелька в тютельку, словно формочка для печенья – печенья по имени Изабель. Но писать письма – это одно, а говорить то, что в них написано, вслух, особенно на публике, – совсем другое.
Он пожал плечами.
– На самом деле я уже и не помню толком. Просто извинения за то, что тогда на тебя наорал. И до того тоже. Ну, что-то в этом роде.
– А-а.
Она разочарована? Раздражена? Или, наоборот, вздохнула с облегчением? Саймон тщетно искал на непроницаемом лице Изабель хоть какие-то подсказки.
– Что ж… Извинения приняты. И хватит пялиться, будто у меня муха на носу.
– Прости. Снова.
– И… Думаю, я… В общем, прости, что вернула письмо, не прочитав.
Саймон не припоминал, чтобы прежде она извинялась перед ним хоть за что-нибудь. Изабель не походила на девушку, которая вообще станет извиняться. |