Магнус отказывался в это верить. Рагнору вообще нельзя было доверять.

– Я ему верю, – предательски произнесла Катарина. – Еще до того, как он ударил тебя тарелкой, ходить тебе удавалось с трудом. И не думаю, что еда на тебя благотворно подействовала: ты сел на ковер и принялся кружить и кричать, что видишь огромных обезьян, птиц, лам и котят, нарисованных на земле.

– Боже мой! У меня начались галлюцинации? Кажется, так я почти никогда не напивался. Не спрашивайте, почему почти никогда. Тогда произошел печальный случай с птичьей клеткой.

– Нет, не галлюцинации, – сказала Катарина. – Когда мы поднялись на холм и принялись кричать тебе «Спускайся, идиот!», то тоже увидели на земле прекрасные огромные рисунки. Кажется, они – часть древнего ритуала призыва воды. Уже для того, чтобы увидеть их, стоило сюда приехать.

Голова Магнуса была по-прежнему спрятана в подушке, но в голосе послышалась гордость.

– Рад, что сделал твою жизнь ярче, Катарина.

– Зато было не очень красиво, когда тебя стошнило прямо на следы давно исчезнувшей цивилизации. С большой высоты. Много раз.

Магнусу на мгновение стало стыдно. Потом его опять стало тошнить.

Позже, протрезвев, Магнус отправился к геоглифам Наски, чтобы запомнить огромные рисунки, в которые складывались траншеи, выбитые в камне: птицу с распростертыми в полете крыльями, обезьяну, изгибы хвоста которой Магнус счел непристойными – и всецело одобрял, – и фигуру, напоминающую человека. Когда в тридцатых – сороковых годах ученые обнаружили и начали изучать эти геоглифы, Магнуса это слегка раздражало, словно рисунки были его собственностью. Но потом он смирился: люди поступали так всегда – оставляли грядущим поколениям сообщения, высеченные в камне или написанные на страницах. Они словно бы протягивали руку сквозь толщу времен, надеясь, что ее подхватит другая, призрачная рука. Люди не жили вечно. Они лишь могли надеяться, что сохранится то, что они создали.

Магнус решил, что может позволить людям передать свое сообщение потомкам. Однако смирился он далеко не сразу.

В тот день, когда он впервые увидел геоглифы, в его жизни произошли и другие знаменательные события. Его стошнило тридцать семь раз.

На тридцатый раз Катарина разволновалась:

– По-моему, у тебя жар.

– Я же тебе уже сто раз говорил, что мне очень, очень плохо. Я, наверное, умираю, но вам-то до этого какое дело? – холодно произнес Магнус.

– Зря ты ел морских свинок, – сказал Рагнор и усмехнулся. Он, казалось, до сих пор держал на Магнуса зуб.

– Я слишком слаб, чтобы о себе заботиться. – Магнус повернулся к той, кто ухаживала за ним и не злорадствовала по поводу его мучений. Он изо всех сил старался выглядеть жалко и подозревал, что сейчас ему это удается превосходно. – Катарина, не поможешь…

– Вот уж не собираюсь я тратить силы и чары, которыми можно спасать людям жизнь, на исцеление того, кто перепил и злоупотребил полетами на большой высоте!

Катарина взглянула на него так сурово, что сразу стало ясно: все кончено. С бóльшим успехом можно было сдаться на милость ласковому зеленому другу Рагнору. Магнус уже собрался было сделать это, когда Катарина задумчиво произнесла:

– Думаю, нам стоит попробовать что-нибудь из самых обычных местных лекарств.

Обычным лекарством в этой части Перу, судя по всему, считалась морская свинка, которой приглашенная женщина-врачеватель принялась тереть тело больного.

– Прекратите, – запротестовал Магнус.