– О, нет. Он бредит, он сошел с ума, не слушайте его. Продолжайте лечение свинкой! – сказал Рагнор.

Женщина безразлично продолжила заниматься своим делом.

– Расслабься, Магнус! Пусть волшебство морской свинки потечет по твоим венам, – сказала Катарина, которая, отличаясь широтой взглядов, всегда интересовалась новыми направлениями медицины. Ее, судя по всему, радовало, что теперь Магнус оказался в роли подопытного кролика.

– Да, вот именно, – встрял Рагнор, который вовсе не был мужчиной широких взглядов, и засмеялся.

Магнусу все происходящее не казалось таким уж смешным. В детстве он часто принимал джаму, в состав которого в лучшем случае входила желчь козла (а если повезет, то аллигатора). Но и морские свинки и джаму были лучше, чем кровопускание, которое когда-то сделал ему один английский врач. Врачебные процедуры его утомляли, и он бы предпочел, чтобы все просто подождали, пока ему станет лучше. Он несколько раз пытался вырваться, и поэтому его пришлось усмирить силой. Позже Рагнор и Катарина часто изображали его в тот момент, когда он попытался увести морских свинок за собой, крича: «Свобода!» и «Теперь я ваш лидер!»

Вполне возможно, он по-прежнему был слегка пьян.

В финале ужасающей процедуры одну из свинок вскрыли, чтобы определить по ее внутренностям, подействовало ли лечение. При виде этого Магнуса снова стошнило.

– Помнишь, что ты говорил раньше, в Ту Ночь? – сказала Катарина.

И Катарина, и Рагнор называли произошедшее именно так, и Магнус буквально слышал, как они проговаривают заглавные буквы.

– Не бойся. Я больше не хочу становиться кактусом и жить в пустыне, – беспечно ответил Магнус.

Катарина мигнула и поморщилась – ее явно одолели воспоминания.

– Нет, я не о том, хоть это и приятно слышать. Я вот о чем – помнишь, ты говорил о людях, о том, могут ли они любить нас?

Магнусу не особенно хотелось думать о том, что он жалостливо бормотал в тот день, когда ему разбили сердце. Хандрить не было смысла. Хандра – занятие для слонов и депрессивных людей. И депрессивных слонов.

Несмотря на то что Магнус, похоже, не особенно желал поддерживать беседу, Катарина продолжила:

– Я родилась с таким цветом кожи и в младенчестве еще не умела накладывать на себя чары. Скрыть свой истинный облик я никак не могла, хотя быть собой было небезопасно. Когда мать увидела меня, она поняла, кто я, и утаила меня от всего мира. Она воспитывала меня тайно и всеми силами пыталась уберечь меня от опасности. Она была жестоко наказана, но отвечала на это лишь любовью. Когда я исцеляю людей, я делаю это ради нее. Это дань, которую я плачу ей. Когда она спасла меня, она спасла жизни бесчисленных людей из самых разных времен.

Она серьезно взглянула на Рагнора, который сидел за столом и неловко пялился на свои руки, но все же откликнулся:

– А мои родители думали, что я ребенок эльфов или кто-то вроде. Мама говорила, что кожа у меня цвета весны, – сказал он, и на его щеках выступил изумрудный румянец. – Все, само собой, было несколько сложнее, но они меня полюбили, хотя находиться в моем обществе было не очень уютно и мама всегда говорила мне, что я ворчливый, как старик. С возрастом я, конечно, изжил этот недостаток.

После этой фразы воцарилось вежливое молчание.

Магнус подумал, что с тем, что воспитываешь подкидыша фей, смириться легче, чем с тем, что женщину – или, реже, мужчину – охмурили демоны и ребенок – это напоминание о перенесенной боли. Демоны и боль всегда сопровождали рождение колдунов.

– Это то, о чем нам стоить помнить, если нам кажется, что люди нам чужды, – сказала Катарина.