Сжалившись над Эдмундом, Линетт вышла из кареты:

– Простите, если я была груба. И если вы решили, что я приняла вас за… twpsyn. – Линетт тактично предпочла валлийский.

Она протянула ему руку. В ответ Эдмунд протянул свою, ладонью вверх, с кнутом, по-прежнему обмотанным вокруг запястья. На лице его вдруг появилось такое выражение, будто все происходящее вдруг обрело какой-то особый смысл.

Поколебавшись, Линетт положила руку на его ладонь:

– Я очень обязана вам за то, что вы спасли меня и Ангхарад от ужасной участи. Очень обязана, – повторила она. – Еще раз прошу простить меня, если я была неучтива.

– Я прощу вам любую грубость, – сказал Эдмунд, – если только смогу увидеть вас снова.

Он смотрел на нее, не мигая. На мгновение время замерло. Серьезность Эдмунда сработала гораздо лучше, чем расчетливые взмахи длинными ресницами и напускная развязность.

Линетт Оуэнс опустила глаза.

– Если не передумаете, приходите утром к леди Каролине Харкурт. Итон-сквер, 26, – наконец сказала она.

Эдмунд не сразу отпустил ее руку.

Прежде чем снова сесть в карету, Линетт обернулась к Магнусу. Ему показалось, что что-то в ней неуловимо изменилось.

– И вы тоже приходите, мистер Бейн. Если, конечно, захотите.

– С огромным удовольствием.

Он помог ей подняться в карету.

– Ах да, мистер Эрондейл, – выглянув из окна кареты, сказала мисс Оуэнс. – Кнуты, пожалуйста, оставьте дома.

Магнус сделал едва заметный жест, словно отсылал кого-то прочь. Между его пальцами заплясали ярко-синие искры. Карета без кучера покатила по лондонским улицам и вскоре скрылась в темноте.

После нескольких недель ожесточенных споров представители Нижнего мира наконец сдались и согласились прийти в Институт, и именно в ту его часть, которая так не нравилась Магнусу. Единственным бонусом было то, что леди Камилла явилась в оригинальной красной шляпке и красных кружевных перчатках.

– Вы выглядите глупо и фривольно, – недовольно пробормотал Алекс де Куинси, когда все рассаживались за столом в большом, плохо освещенном зале.

– Он совершенно прав, – подхватил Магнус. – Вы выглядите глупо, фривольно и… обворожительно!

Судя по улыбке, Камилла оценила его слова, а Магнус подумал: неужели даже такой скромный комплимент льстит женщине, которая уже много веков была самим воплощением красоты?

– Выглядеть глупо и фривольно – именно этого я и добивалась, – сказала леди Камилла. – Раскрыть вам тайну?

– Ну разумеется! – наклонился к ней Магнус.

– Я надела эту шляпку ради вас, – прошептала обольстительница.

Магнусу показалось, что зал, стены которого были увешены мечами и гобеленами с изображением рун, на минуту осветился. Да что там зал – весь Лондон стал ярче.

Он жил на свете уже не одну тысячу лет, но до сих пор не разучился радоваться мелочам. Он нравится прекрасной даме! Что может быть лучше?

Ральф Скотт, наблюдавший за ними, побледнел сильнее, чем обычно, на лбу у него пролегла глубокая морщина, но Магнуса это не тревожило. Если Камилла выбрала его, так тому и быть.

– Мы рады снова видеть всех здесь, – сказал Гренвилль Фэйрчайлд и забарабанил по стулу пальцами.

– А мы рады, что наконец-то сможем договориться, – живо откликнулся Магнус.

– Родерик Моргенштерн подготовил небольшую речь, – продолжил Фэйрчайлд. Лицо его было напряжено, голос звучал глухо.

– Мы уже достаточно долго слушали Сумеречных охотников, – сказал Ральф Скотт, – и условия, на которых они согласны сохранить мир, в целом ясны.