– Что ж, – сказал Магнус, и его рука скользнула вокруг тонкой талии, обтянутой шелком. Прежде чем прижаться к ее губам, он повторил: – Это будет справедливо…
Леди Камилла ответила на его поцелуй. Магнус прижал ее к себе, думая о том, что и к нему когда-нибудь придет любовь. В это мгновение он вспомнил Сумеречных охотников – и одного из них в особенности. Он очень надеялся, что Эдмунд Эрондейл обретет покой в объятиях своей прекрасной возлюбленной и проживет жизнь, ради которой стоит терпеть страдания и лишения.
Много лет спустя Магнус вернется в Лондон и встретится с Камиллой Белькур. Он поймет, что это совсем не то, о чем он так долго мечтал.
Много лет спустя отчаявшийся юноша из рода Эрондейлов с пронзительно-голубыми глазами постучит в его дверь, дрожа от холода и бессилия, и на этот раз Магнус сможет ему помочь.
Но тогда Магнус еще не знал об этом. Он стоял на палубе и смотрел, как тают вдали очертания берега, как меркнет свет и исчезают тени.
Последний раз Магнус был в Лондоне четверть века назад, и все это время по нему скучал. Нью-Йорк на изломе столетий обладал энергией, для любого другого города просто невероятной. Магнус любил прокатиться в экипаже по ярко освещенной Лонгейкр-сквер, остановиться перед фасадом театра «Олимпия», выполненным в духе французского Ренессанса, потолкаться среди самых разных людей на фестивале хот-догов в Гринвич-Виллидж. Ему нравилось ездить по эстакадной железной дороге, повизгивавшей тормозами, и не терпелось опробовать подземные линии метро, которые прокладывались в самом центре города. Накануне отъезда он побывал на строительстве станции «Коламбус Сёркл» и теперь надеялся, что к его возвращению ее наконец закончат.
Но Лондон оставался Лондоном, он, слой за слоем, хранил свою многовековую историю, в которой оставил след и Магнус. Одних людей здесь он любил, других ненавидел, а когда-то у него была женщина, которую он и любил и ненавидел одновременно. Из-за нее он и покинул Лондон, убегая от воспоминаний. Порой он спрашивал себя, правильно ли поступил, что уехал, и не лучше ли было бы остаться, терзаться и терпеть.
Магнус уселся в старое, видавшее виды обтянутое бархатом кресло – за долгие десятилетия подлокотники протерлись до дыр – и осмотрелся. В Англии повсюду чувствовался дух аристократизма, до которого Америке с ее агрессивной молодостью было еще далеко.
На потолке мягко горели рожки люстры – не хрустальные, конечно, а стеклянные, но все же заливавшие помещение нежным, приятным светом. Вдоль стены тянулся ряд электрических светильников. Электричество Магнуса до сих пор воодушевляло, хотя оно и уступало в яркости колдовскому огню.
Мужчины, сидя за карточными столами, играли в фараон и пикет. Дамы в слишком узких и ярких платьях, от которых Магнус пришел в полный восторг, томились на бархатных скамьях, расставленных вдоль стен. Те, кому везло в игре, подходили к прелестницам; от одержанной победы мужчин распирала гордость, а в карманах хрустели банкноты. Те же, кого госпожа удача обходила своим вниманием, попрощавшись с деньгами и приятелями, молча надевали пальто и уходили в ночную темноту.
Все это было очень волнующе и доставляло Магнусу истинное удовольствие. Несмотря на прожитые годы и на то, что представители рода человеческого ничем не отличались друг от друга, он с неугасающим интересом наблюдал за обычной жизнью обычных людей.
Раздался громкий хлопок, и Магнус поднял глаза. Посреди комнаты, сжимая в руке револьер, стоял юноша. Он только что отстрелил у люстры рожок, и пол был усеян осколками.
Магнус почувствовал то, что французы называют дежавю. Ему показалось, что он здесь уже был. Ну конечно, двадцать пять лет назад!
Лицо юноши, одно из самых прекрасных, которые доводилось видеть Магнусу, возникло словно из прошлого, воскрешая воспоминания. |