Дважды его уже хотели обчистить дочиста, прижав к горлу нож, но оба раза он выкручивался: «надо уметь общаться».

А после отделения Эстонии там стало не прожить ни литературой (кому нужен был русскоязычный верлибрист?), ни вождением (своих такси навалом). Да и стихи писать он бросил – прочел позднего Бродского и решил, что поэзией заниматься не стоит.

– Каждый должен знать свои возможности. То, что делаю я,- в сравнении с ним вообще не существует.

И жена Ольгина – по профессии музыкальный педагог – воспользовалась тем, что параллельно с обрывом русско-эстонских связей шло усердное наращивание эстонско-финских. В Финляндии есть много работ, на которые местные жители не торопятся. Это работа либо черная, либо плохо (по финским меркам) оплачиваемая, либо географически удаленная от мировой цивилизации. И жене Ольгина, коренной эстонке, удалось устроиться на работу в ту самую деревню Соодекюла, что за полярным кругом. Туда Ольгин с нею и переехал в начале девяностых. Теперь он три месяца живет в Таллинне, где у него, кстати, гражданство, а остальное время – в Финляндии, которую называет Пеугеотией.

– Знаете почему? Потому что они машину «Пежо» – «Peugeot» – называют Пеугеот. Как написано. Я не хочу никакой дискриминации, поймите, но в Финляндии столько тупости! Посмотрите на их шествие в День независимости: это же паноптикум! Сидят по домам, смотрят свои программы телевидения по трем каналам – все каналы одинаковые, и все смотреть невозможно… Очень может быть, что Россия и угнетала Эстонию. Пусть. Но она ее и окультуривала! Вся нынешняя эстонская элита, включая президента Леннарта Мери, писателя,- училась в Москве. А Финляндия как при Ленине отделилась, так и осталась на обочине мировой цивилизации. Они страшные патриоты, страшные, не хотят знать ничего чужого и любят только свое! Даже пиво свое знаменитое – «Koff» – стараются не пить, эту фирму ведь основал русский Sinebrukhoff! Все пьют только «Lapu Kulte», насасываются им, глотают литрами,- хотя на мой вкус это просто вода! И погода, погода: летом мошкара, гнус, зимой стабильно минус тридцать три и снег лежит до мая. Но все ездят на машинах, на вездеходах, регулярно ходят автобусы из Мурманска – торгуют, возят на экскурсии… Дом у нас на четыре семьи, деревянный, как все дома в деревне. Но больница! Я перенес пустяковое недомогание – они замучили меня снимками, обследованиями и консультациями специалистов: такие врачи, как в этой деревне, не во всяком нашем городе есть… И пенсии платят приличные: мне даже хотели начислить, хоть я и эстонский гражданин. Начислили 4.000 – в местных кронах,- но, узнав, что я уже получаю 600 местных крон, передумали. (Любопытствующему читателю: 600 эстонских крон – около 1.200 послекризисных рублей.)

Так он и живет там, в далеком и заброшенном краю, где всех развлечений – три канала финского телевидения да музыкальная школа его жены. В отличие от российской, современная финская деревня почитает за честь иметь своего музыкального педагога. Все местные дети ходят к ольгинской жене, и ей приходится быть крайне сдержанной с непонятливыми лопарями – родители часто подают в суд на учителей за повышение голоса или бранное слово. Зато один из учеников ольгинской жены учится теперь в хельсинкской консерватории, и вся деревня им гордится больше, чем Финляндия – Сибелиусом.