Пока же русские – никакая не нация, ибо нация есть не этническое, а философское понятие, совокупность надличных ценностей, которые и для самих русских сомнительны (евреи как раз очень их любят). Двести лет – а если верить Канделю с его «Книгой времен и событий», то и гораздо больше – евреи делают российскую историю не вместе с русскими, а вместо них. И статью это, если честно, должен бы написать кто-нибудь русский.
Но – не нашлось.
P.S. Автор приносит свои извинения всем, чьи национальные чувства он задел. Он надеется, что его не обвинят в разжигании национальной розни. Он прекрасно понимает, что всем вокруг плевать на его национальные чувства, которые оскорбляют все вокруг, во все тяжкие и кто во что горазд. Он еще раз приносит свои извинения всем, чьи национальные чувства он оскорбил. И еще раз приносит. Чума на оба ваши чума.
2003 год
Дмитрий Быков
Подражание Горчеву
Быть русским Государственником очень трудно.
Как только кому-нибудь в частном разговоре, стесняясь, краснея и пряча глаза, признаешься в этом, как в самом постыдном,- тут же собеседник переводит твое робкое признание на правильный и окончательный Русский Язык и уточняет:
– Значит, вы хотите, чтобы убивали чеченских детей?
И тут же, не умея или не желая скрыть выражения счастья на румяном лице, оборачивается к остальным гостям, которые заняты едой или беседой:
– Господа, посмотрите-ка, кто среди нас затесался! Он хочет, чтобы убивали чеченских детей!
И тут же, с выражением нескрываемого уже язвительного торжества, обращается к вам, не требуя ответа:
– Ну и как же вы, батенька, предпочитаете их убивать? По одному или целыми классами? С разрыванием на части или как-нибудь поэстетичнее? Расскажите нам, мы все внимательно слушаем!
После этого на радио, спрошенный кем-нибудь о тебе, такой гость небрежно произносит:
– А, этот детоубийца… Как, вы не знали? Он любит смотреть, как умирают дети. Совершенно как его любимец Маяковский, тоже большой государственник.
После этого дюжина знакомых на улице брезгливо спрашивает тебя, уже не подавая руки (интеллигенция считает свою руку каким-то особым видом Милостыни, своего рода небесной Манной):
– Скажите… это правда – то, что я слышал? Скажите мне это сейчас, немедленно, честно! Потому что если это правда – нельзя жить с вами на одной земле, нельзя дышать одним воздухом, нельзя обонять одни с вами цветы! Скажите, скажите немедленно, вам станет легче! И тут же уничтожьте все мои письма, которых я вам никогда не писал, но все равно; порвите мою фотографию, выбросьте медальон, забудьте обо мне думать, не смейте больше просить у меня в долг подсолнечного масла, а те пять рублей верните, предварительно продезинфицировав. Или нет, нет, оставьте их себе, они вам пригодятся, когда, выгнанный из всех приличных мест, вы станете питаться подаянием!
А никаких пяти рублей сроду не давал, наоборот, неделю назад попросил пятьсот и, получив, ушел с гордым видом сделавшего одолжение.
Некоторые люди в таких ситуациях не выдерживают и, глядя прямо в лицо либерально мыслящему собеседнику, отчетливо произносят:
– Да, я хочу, чтобы убивали детей.
А это уже самоубийство. Потому что у знакомого в кармане диктофон, и после этого он уж точно побежит по всем радиостанциям и некоторым телеэфирам, везде давая прослушать вашу запись и задавая сакраментальный вопрос:
– А куда, собственно, смотрят власти? У нас, мне кажется, детоубийство еще не поощряется?! Впрочем, по нынешним временам ни за что не поручусь. Но кажется, пока не поощрялось. Так почему же детоубийцы свободно разгуливают по улицам наших городов?
И если вы где-нибудь осмелитесь возразить ему публично, спрашивая, располагает ли он какими-либо фактами вашей скрытой маньяческой биографии,- он кричит особенно громко:
– Последний донос известного детоубийцы N, намекнувшего властям, что я неблагонадежен…
Еще такие люди очень любят говорить:
– В нашу сторону сейчас стреляют. |