Через год мне представился случай лишь на мгновение увидеть Камику. Вечером тринадцатого августа на острове возносили молитву за благополучное плавание. Камику сидела вместе с госпожой Микура перед алтарем и сосредоточенно смотрела на нее, пока та возносила молитву:

— Поклонись небу,

Поклонись морю,

Отвесь поклон острову,

Обратись с просьбою к солнцу, вознесенному в небе,

Повернись спиной к солнцу, что в море садится.

Это песнь раздается мужская,

Что поют мужчины, как волны морские качаясь,

Отдавая поклоны небу,

Отдавая поклоны морю,

Отдавая поклоны острову.

Госпожа Микура подала знак Камику, та поднялась и стала постукивать белыми раковинами в такт молитве. Я была поражена, увидев Камику. За то время, что мы не виделись, она вытянулась и физически развилась. Кроме того, ее белоснежная кожа, не характерная для жителей острова, стала еще более гладкой и блестящей, — Камику превратилась в настоящую красавицу.

Я же по-прежнему была смуглой и невзрачной, невелика ростом и худа. Да это и не удивительно — ела я очень плохо. Только и было радости, что изредка полакомиться мясом мелких крабов, а в основном питалась я почками ливистоны, плодами саговника, листьями полыни и папоротника, мелкой рыбешкой, моллюсками да водорослями. На острове росли съедобные растения, но выращивание и уход за ними отнимали много времени, и все равно на всех жителей их не хватало. Поэтому если не ходить каждое утро на берег моря собирать водоросли, ловить моллюсков и мелкую рыбешку, то прокормиться было невозможно.

В те дни, когда штормило и нельзя было пойти за пропитанием, еды становилось еще меньше. Зато Камику, которой доставалось все, что было лучшего на острове, расцвела. Я была так ошеломлена пышущим здоровьем видом сестры, что не могла вымолвить ни слова. Хотя мы и были близки в детстве, меня поразило, насколько разница между нами становится все более очевидной.

Церемония закончилась. Госпожа Микура в сопровождении Камику направилась в хижину рядом с Кёидо. Сестра мельком взглянула на меня и слегка кивнула головой. Не иначе как заметила, что я украдкой наблюдала за ней. Я обрадовалась, забыв о том, как была подавлена, и мне ужасно захотелось поговорить с Камику, поиграть с ней.

В тот вечер я, как всегда, взяла у матери корзинку из ливистоны. Как обычно от корзинки исходил вкусный запах. Не сдержавшись, я обратилась к матери с вопросом:

— Мама, а почему только Камику можно есть эту еду?

На это мать, поколебавшись, ответила:

— Потому, что в будущем она станет верховной жрицей.

— А почему госпожа Микура не ест эти яства?

— Микура свои обязанности уже выполнила, и в ней нужды больше нет.

Я абсолютно не понимала, о чем говорит мать.

— Но разве не госпожа Микура по-прежнему верховная жрица?

— Госпожа Микура подготовила себе замену, ее обязанности на этом закончились. Если что-то случится с верховной жрицей, Камику сможет заменить ее. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы остров остался без верховной жрицы, — сказала мать, заглядывая в кувшин, чтобы убедиться, достаточно ли там воды. Мать беспокоилась, так как последние дни стояла жара. Я тоже заглянула в кувшин. Воды оставалось только на донышке. Когда воды будет совсем мало, нам не разрешат пить, чтобы Камику могла утолить жажду.

— Мама, а почему не ты следующая Оо-мико? Ты ведь дочь госпожи Микура. Никак не могу понять, почему не ты, а Камику станет верховной жрицей?

На мой вопрос мать не ответила, уставившись на воду в кувшине. В воде отражались два лица — мое и матери. Я пристально посмотрела на нее. Мать была мала ростом и смугла лицом. Я как две капли воды была похожа на нее.

— Ты еще мала, чтобы понять. На этом острове все предрешено.