|
Солнечные лучи скользят по ледяным вершинам, а Саммуш-ун на фоне этого великолепия выглядит несколько жалко, Саммуш-ун принадлежит ночи, а днем отгораживается от мира плотными шторами и железными ставнями. Блеклые стены и жутковатого вида башни, переплетенные в невероятный узел, выложенный черными плитами коридор и пропасть, отливающая лиловым бархатом. Так и хочется протянуть руку и потрогать, убедится, что там не ткань, а лед и камень.
А еще день принадлежал людям, вампиры не выносят солнечного света… скоро он тоже станет… или не станет?
Выбор. Сегодня нужно дать ответ, а он так ничего и не решил. Вообще появилась дикая мысль подбросить монетку, пусть судьба подскажет, но вот беда, монетки в карманах не нашлось, а возвращаться в замок Вальрику не хотелось. Очень уж день хороший… светлый.
Скрипнула дверь, и тонкое полотно снега заскрипело под ногами. Наверное, Кхимар, опять благодарить станет, а у Вальрика не то сейчас настроение, чтобы благодарности выслушивать. Сказать что ли, чтобы ушел?
Лень.
— Господин?
Нет, не Кхимар — Илия. Что ей надо?
— Господин… вы, наверное, замерзли? Идемте в дом, господин, вам отдыхать надо, — узкая ладошка касается руки Вальрика и тут же отдергивается. Боится? Да, но кроме страха есть кое-что еще… запах незнакомый… приятный…
— Пойдемте, господин, — Илия протягивает руку. Пальцы покраснели от холода, а тонкое серебряное колечко выглядит вызывающе дешевым. — Пойдемте.
Не подчиниться этому голосу было невозможно.
Вальрик и не понял, как они оказались в его комнате, и почему Илия в таком виде… распущенные волосы, длинная рубашка, слишком прозрачная, чтобы оставаться равнодушным. Ее ладонь, все еще холодная, но такая живая, скользит по щеке. И странное дело, это прикосновение остужает.
— Зачем?
— Что? — ее ресницы вздрагивают, а в глазах непонимание. Вальрик и сам не очень-то понимает, в чем дело, просто… неприятно. Неправильно.
— Зачем ты делаешь это?
Щеки вспыхивают румянцем, Илия прижимает к лицу ладони, словно пытаясь спрятать этот предательский румянец.
— Я… вы… господин… я не хотела причинить вам вред… я виновата, господин, я… сделаю все, что захотите, господин.
Вальрик постепенно приходил в себя, и с каждой минутой на душе становилось все более мерзко. Илия стоит, виновато опустив голову, хотя она как раз-то и не виновата.
— Кто тебе приказал… сказал… в общем, кто тебя на это надоумил?
— Д-дедушка, — теперь горели не только щеки, но и уши.
Значит, Кхимар, старый хитрец, решил таким вот образом благодарность изъявить. Господи, ну до чего же мерзко.
— П-простите… п-пожалуйста… — Илия всхлипнула. — Он не хотел вас разозлить, он сказал, что вы пострадали из-за меня, что меня могли не только выслать из замка, но и казнить, что вы были так добры, чтобы заступиться за меня и…
— Перестань!
— И что Повелитель изменил решение только благодаря вашему заступничеству, что вы, наверное, скоро тоже… изменитесь. — На последнем слове Илия споткнулась и замолчала. Она была такой близкой, горячей, послушной… в конце концов, она ведь сама пришла, Вальрик ни о чем не просил. Так зачем отказываться? Она больше не дрожит, смотрит исподлобья, но взгляд не испуганный, а… вызывающий?
Ее руки гладят волосы, поглаживают царапины на лице, шею… расстегивают рубашку… нельзя же так.
— Уходи.
Она смеется и мотает головой, светлые волосы шелковыми прядями скользят по коже, Илия чуть прикусывает мочку уха и шепчет. |