Детский крик разрывает пелену всеобщего шепота, и вместо того, чтобы захлебнуться, Вальрик приходит в себя… он тоже ненавидит, их всех и сразу… зачем они живут, заполоняя мир ядом… больно слушать… больно жить с этой тяжестью, содрать чертову корону и… нет. Ответить. Ударом на удар, как учили, болью за боль… ненавистью на ненависть.

Синий свет послушным потоком взрезал черноту. Правильно, вот так, больше и ярче. Всем ответить. Каждому по желаниям его.

Справедливо. Только больно очень, и свет отдается в висках эхом удара, пожирает сознание. Темнота. Покой.

Коннован

Знакомый коридор, свет и застывшее время. Иду вперед, хотя не слишком понимаю, куда и зачем. Просто иду, лямки рюкзака натирают плечо, а рубашка прилипает к вспотевшей спине. К дьяволу все, нужно вернуться и… и что? Мешать? Отвлекать, как сказал Карл. Разумом я понимаю, что он прав, только от этого легче не становится.

— Эй… Тора! Ты где?!

Не слишком рассчитываю на ответ, но она отзывается:

— Я здесь. Хорошо, что ты пришла. Нужно помочь, пойдем.

Идем, она спешит и я тоже ускоряю шаг, почти бежим, странно, Тора маленькая, а у меня все равно не получается догнать ее.

В этом зале вместо потолка живая ночь. Раненая темнота клубится, медленно спускаясь вниз, капли черного воска плавят стены, и отравленный вонью паленой пластмассы дым смешивается с воздухом.

— Он сумел ответить, — Тора смотрит вверх с растерянностью и страхом, честно говоря, и мне самой очень сильно не по себе. Кажется, здесь не так спокойно, как предполагал Карл.

— Те, кто приходил прежде, выключались, я думала и он тоже выключится, а он ответил. Правда, только раз, но если еще… я не могу подняться, больно очень. Барьера больше нету, и я все слышу. Я не хочу это слышать. Не хочу! — Тора кричит, зажимая уши руками. — Тебе нужно туда, ты не слышишь, ты сумеешь подняться… скажи, чтобы перестал!

Тора плачет. Темно-красные слезы, темно-красные дорожки на щеках, темно-красные струйки, вытекающие сквозь пальцы.

— Туда, лестница… вверх… я больше не могу… а ты… ты главное не слушай.

Подниматься? В кипящую разъяренную ночь? Скинуть рюкзак, ножны тоже к чертям собачьим, клинок в руку и вперед, точнее вверх по узким ступенькам, подвешенным на стальные тросы. Лестница змеей обвивает полый цилиндр, вероятно, когда-то служивший шахтой лифта. Лифт бы не помешал, очень уж быстро сползает по стенам чернота. Не успеваю. Даже если бежать, не успеваю. Ночь накрывает с головой, вязкая, плотная, уже не воздух, но еще и не вода, нечто среднее. Забивает нос и горло, пробираясь в легкие. Дышу. И глаза постепенно привыкают к темноте. Не так все и плохо… если не вслушиваться.

Шепот, шепот, шепот… наглый, липкий, отвратительный… главное, не слушать, не поддаваться, закрыть уши… сосредоточиться. Считать ступеньки… одна, две… пять… двадцать три… двадцать семь.

Лестница заканчивается и куда дальше? Впереди в клубящемся облаке слабо мерцают белые огни. С трудом нащупываю дорогу. Узкая тропа ограниченная двумя стальными канатами вместо перил. Знакомо… а шепот становится громче, превращаясь в сплошной гул.

Я иду, считая шаги, как считала ступени. Огни все ближе.