Разная. На радугу похожа, синий лед на кончиках пальцев, прикоснись и разлетятся вдребезги. Красный огонь в мышцах, зеленый яд в крови, и желтый — в легких. Цветов много, они яркие и разрывают тело, воюя за каждый не разукрашенный болью участок.

— Бедный. Совсем плох. — Мика вставляет иглу в вену, позволяя туману чуть-чуть ослабить мучения. — Что же он не убил тебя, когда уходил? Или Карл и вправду так сентиментален, как говорят?

— Н-не знаю.

— Не знаешь. Никто не знает. И не узнает. Марек их убьет. Сначала стравит между собой, а потом убьет. Я предупреждала Рубеуса, предлагала вариант… кому другому и слова ни сказала бы — каждый выживает, как умеет. А его я любила.

— Это не любовь, — Фома подумал, что может быть, если она достаточно разозлиться, то убьет. — Это жадность.

— Пусть так, — согласилась Мика. — Жадность… неплохое определение, человек. Честнее, откровеннее, понятнее, а любовь придумали вы, чтобы оправдать собственные слабости. Я не хочу быть слабой и подставляться под чужие удары. Лучше бить самой, на упреждение… и не говори, что тебе меня жаль, что я просто не сумела переступить через свою ненависть. Слышала уже. И знаешь, чего не понимаю?

— Чего? — послушно спросил Фома. Лекарство почти полностью уняло боль, но если Мика сейчас вспомнит, отвлечется от беседы и вынет иглу, боль вернется.

— Почему я должна переступать? Прощать кого-то? Забывать о том, как жила и кем была? Проявлять милосердие, не ожидая ничего в ответ? Принципы самоубийцы. У выживания другие…

Мягкий звон просачивался сквозь толстые стены Саммуш-ун, сначала успокаивающе-ласковый, он нарастал с каждой секундой, заполоняя все пространство. Выше, выше, тоньше, до огненной иглы в ушах, до крови в горле, и темноты… накрыла, укутала… успокоила.

Глава 13

Рубеус

Это походило на убийство, медленное и жестокое, Мертвый ветер охотно пожирал энергию, расправляя крылья, Анке слабел. Он не оказывал сопротивления, доверяя тому, кому привык верить, и оттого было тошно втройне. А потом пришла волна, и стало не до жалости: лишь бы выжить, выстоять, не позволить пройти дальше… этому не было названия. Сила против силы. Стена. Равновесие. Минута вечности, мгновенье тишины, четкие линии, яркие краски, словно специально для того, чтобы запомнить. Последние капли энергии, уже не Северного ветра, а своей собственной. Холод. Жажда. Смерть.

Взрыв.

Темнота собирала тени, смутные, расплывчатые, обожженные искусственным солнцем. Их движение вызывало боль и тошноту. Горячий камень. Рот полон крови, кажется, пары зубов не хватает, и со зрением что-то не то.

И с замком. Хельмсдорфа больше не существовало. Уцелела лишь одна из башен и часть двора.

— Жив? — Карл сидел, прислонившись к камню. — Поздравляю.

— Получилось?

Подняться на ноги не вышло, поэтому Рубеус последовал примеру Карла: сел, прислонившись к обугленному камню, стараясь не думать о том, чем это раньше было.

— В какой-то мере. Наверное. Волна пошла, но не сплошная, поэтому… — вице-диктатор облизал губы. — Будут разрушения, но без… глобального. Если… во второй раз… не ударит…

Карл закашлялся, резко, долго, почти складываясь от кашля пополам. Похоже, ему крепко досталось.

— А где Марек?

— Без понятия. Думаю… в аду. — Вице-диктатор поднял руку, демонстрируя пистолет.