Потому-то для всех вас Темная Империя до сих пор процветает, на самом деле даже еще не вошла в полную силу. Зато для меня Империя кончилась, погибла, прежде всего благодаря нам пятерым. Теперь вам ясно, почему я подозреваю, что все мы жертвы мести Темной Империи? Либо какой-то маг Темной Империи заглянул в будущее и увидел, что мы сделали, либо же какой-то маг избегнул общей судьбы гранбретанских лордов и вот теперь старается отплатить нам за нанесенное поражение. Мы впятером встретились около шести лет назад, служили Рунному посоху, о котором все вы, несомненно, слышали, и боролись с Темной Империей. Нам удалось выполнить возложенную на нас миссию, однако четверо погибли, чтобы приблизить победу, – вы четверо. За исключением призрачного народа Сориандума, который не интересуется делами людей, манипулировать со временем умеют только чародеи Темной Империи.
– Я часто думал, что мне хотелось бы знать, как я умру, – сказал граф Брасс, – но теперь я, кажется, не совсем уверен.
– У нас есть только твое слово, друг Хоукмун, – заметил Д’Аверк. – И по-прежнему полно неразрешенных загадок, в их числе и тот факт, что, если всё это происходит в будущем, почему же мы не помним, как встречались с тобой до того, как встретились теперь? – Он удивленно поднял бровь, а затем кашлянул в платочек.
Боженталь улыбнулся.
– Я ведь уже объяснял теорию касательно этого кажущегося парадокса. Время не обязательно течет линейно. Это наш разум убеждает нас. Сам по себе фактор времени, вполне возможно, имеет хаотическую природу…
– Да-да, – произнес Оладан. – Добрый сэр Боженталь, почему-то твои объяснения чем дальше, тем больше сбивают меня с толку.
– В таком случае скажем просто, что время, вероятно, вовсе не то, что мы о нем думаем, – подытожил граф Брасс. – В конце концов, разве мы не имеем наглядное тому доказательство – и здесь нам даже не обязательно полагаться на слова герцога Дориана, – ведь мы точно явились из разных лет, но все равно сейчас вместе. Будь мы в прошлом или будущем, совершенно очевидно, что пришли мы из разных временных периодов. И это лишний раз подтверждает предположения герцога Дориана и противоречит тому, что сказала нам пирамида.
– Твоя логика мне близка, граф Брасс, – согласился Боженталь. – И интеллектуально, и эмоционально я склоняюсь к тому, чтобы в данный момент связать судьбу с герцогом Дорианом. Я и без того не до конца понимал, что буду делать, если мне придется его убить, ведь отнятие жизни у другого существа идет вразрез с моими принципами.
– Что ж, если вы двое решились, – зевая, проговорил Д’Аверк, – я готов присоединиться. Я всегда плохо разбирался в людях. Я и сам не знаю, что для меня лучше. Когда я был архитектором с грандиозными амбициями и мизерной оплатой, я работал на одного князька, который быстро слетел со своего престола. Его наследнику, кажется, не нравились мои творения, да и сам я то и дело задевал его чувства. Как художник я вечно выбирал покровителей, имевших привычку умирать раньше, чем они успевали оказать мне ощутимую поддержку. Поэтому я сделался странствующим дипломатом – чтобы немного узнать о политике, прежде чем возвращаться к своей профессии. Но все равно я не чувствовал, что уже достаточно чему-то научился…
– Возможно, потому, что тебе больше нравится слушать собственный голос, – мягко предположил Оладан. – Может быть, пора уже отправиться на поиски пирамиды, господа? – Он поправил колчан со стрелами за спиной и ослабил тетиву лука, забрасывая его за плечо. – В конце концов, мы не знаем, сколько еще времени в нашем распоряжении.
– Ты прав. Не исключено, что на рассвете я увижу, как все вы растворяетесь, – сказал Хоукмун. |