По существу, ничего не делало и Министерство безопасности. В печати тогда приводились слова заместителя министра, начальника управления МБ по Москве и Московской области Евгения Савостьянова, сказанные им вскоре после захвата мэрии путчистами, — у него, дескать, нет приказа что-либо предпринимать, да и вообще в Москве и поблизости не имеется верных частей. Сообщалось также, что всю ночь с 3 на 4 октября коллегия МБ занималась тем, что определяла свое отношение к происходящему. Мы, наверное, так и не узнаем, кто позволил свободно уйти из Белого дома через ходы прокладки коммуникаций неизвестному числу вооруженных мятежников, хотя задача предотвратить такой уход была поставлена перед МБ. Никто за это, разумеется, не ответил. И снова в итоге — орден на грудь министра Николая Голушко…

Почему так долго тянул с вводом войск в столицу министр обороны Павел Грачев? На протяжении многих часов передавалась одна и та же информация, — что войска «выдвигаются на позиции» в Москве, что они «следуют по заданным маршрутам» и т. д. А войска все не появлялись и не появлялись. Как прозрачное подтверждение ненадежности силовых министерств большинство россиян восприняли телевизионное обращение первого вице-премьера Егора Гайдара. В общем, было полное ощущение: еще бы немножко, еще бы чуть-чуть, еще бы самая малая толика военного успеха ачаловцев-макашовцев, и силовые министерства во главе с завтрашними героями-орденоносцами оказались бы по ту сторону баррикад…

Егор Гайдар:

— Обсуждая события 3–4 октября, надо четко себе представлять: победа демократов отнюдь не была жестко предопределена. МИР СТОЯЛ НА ПОРОГЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОРАЖЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ (выделено мной. — О.М.).

Демократы празднуют победу

Но поражения все-таки не случилось. Случилась победа. В соответствии с указом президента Министерство юстиции приостановило деятельность ряда общественных объединений, принявших участие в мятеже. В их число попали ФНС, РКРП, Союз офицеров, Объединенный фронт трудящихся России, Союз «Щит», РКСМ, «Трудовая Россия».

Вечером 4-го Общественный комитет демократических организаций России призвал Ельцина пойти дальше — в полной мере реализовать политические преимущества, которые он получил после подавления мятежа, и навсегда покончить с прокоммунистической оппозиций.

С подобными требованиями выступили тогда многие. Александр Николаевич Яковлев, например, вскоре после событий заявил:

«Для того, чтобы предотвратить угрозу фашизма, необходимо издать указ, запрещающий деятельность необольшевистских партий и всех организаций подобной ориентации… Таким организациям нет места в цивилизованном мире».

Пожалуй, самый совестливый из живших в ту пору русских писателей, Виктор Астафьев, хоть и не говорил прямо о запретах, но это читалось между строк в его острой реакции на октябрьские события:

«Все-таки случилось. Большевистские стервятники все же пустили еще раз кровь русскому народу. За кровь эту, за горе, за беду ответственны все мы — рабочие, крестьяне, интеллигенция, но прежде всего виноват президент, которого предупреждали, призывали, заклинали быть построже с наглой оппозицией. Просили предпринять меры безопасности, не заигрывать с коммунистами, не идти на поводу провокационного Конституционного Суда, председатель которого Зорькин сыграл самую подлую роль в развитии кровавых событий… Нет, благодушествовали, разговоры разговаривали, увещевали в ответ на оскорбления и призывы к реваншу… И не восторжествуй Божья справедливость, удайся провокация Руцкого и Хабулатова, столичные и затаившиеся в провинции злобные реваншисты показали бы сюсюкающим о гуманности либералам и самому президенту — тут же без суда и следствия головы бы отрубили».