Максим Далин. Хронопарадокс
…И колёса времени стачивались в трении –
Всё на свете портится от трения…
Я, конечно, окна выключил и включил по всем стенам «закат на лесной реке», с «одиноким костром» и с кузнечиками — глубокий релакс. И пустил запах «лесная свежесть», с «туманным вечером» — уют, поэзия. Сделал красиво, как мог, в общем, дистанционно, пока в лифте ехали. А ещё вспомнил, что из угощения у меня — один энергетик, связался скоренько с быстрожоркой поприличнее и заказал еды класса «традиционал». И дверь в свою капсулу распахнул — как старинный олигарх в свой фамильный замок.
Делия вошла, огляделась, улыбнулась — и говорит:
— Ты, киборг, романтик, что ли?
— Не без того, — говорю. — Не так часто живые птахи залетают в эту берлогу, понимаешь.
Хотел, чтоб психовать перестала. Она и перестала. Еда тоже сильно помогла.
— Ух, ты! — говорит. — Ты натуральные бургеры ешь? А я-то думала, киборги вообще ничего не едят, они же как машины…
— Брось, малышка, — говорю. — Мы в хорошей компании очень не прочь съесть то-сё…
Вообще-то, я обычно кишечник отключаю, перехожу на генератор. Потому что, если есть — то и гадить надо же, а это дело геморройное, хлопотное. А если на деле приспичит? А ведь он ещё и расстроиться может, кишечник-то… В общем, да, машинное функционирование гораздо проще, не так непредсказуемо.
Но девочку киборгами в детстве пугали — нельзя ей сразу всё показывать, пусть очухается и поймёт, что к чему, думаю.
Посидели душевно. Как в старые времена, пока нарисованный костерок не догорел — она про свою провинцию рассказывала, я байки травил — врал, понятно, чтобы шло позанимательнее. Потом ей постельку раскрыл из рабочего кресла — без никаких, я киборг, а она — порядочная девица. И профилактику запустил, только когда она уснула. Смущают непривычный люд разъёмы в башке, что поделаешь.
Связь заблокировал. А что, думаю, кто-нибудь ещё вломится в честный дом среди ночи, перепугает барышню-то… живые — они нервные, хрупкие… Ну, как в воду глядел!
Дэну под утро занадобилось что-то перетереть. А у меня доступ закрыт. Он и занервничал, не хуже живого — старые товарищи, вроде, да ещё и, как бы сказать, подельники. Мало ли что.
И разбудили мою Делию колокольчики от входной двери: семи часов нет, а нашим друганам уже не спится, такая бодрость спозаранок — куда с добром-то!
А она только и спросила:
— А твои друзья ведь тоже киборги? — сделала вид, что ей это всё равно. А на деле-то Мида её перепугала куда больше, чем я. Она же восхитилась, Мида — и тут же начала давать советы, а Мидины советы живой барышне — как сигарета бензобаку.
Я даже встрял, хоть и негоже встревать, когда дамы щебечут.
— Мида, — говорю, — душа моя, ты не наседай. Дай человеку оглядеться.
— Ах, — говорит, — Делия — такая миленькая, я ведь тоже когда-то была такой свежей незабудкой, прямо слёзы выступают, как вспомню. Девочке до апгрейда хоть паричок нужен, да и про ножки бы нехудо подумать, а то — такая честная бедность, что можно от жалости заплакать…
И то сказать, поглядишь на них обеих — так вылитая старинная картина «Опыт и невинность», прямо не знаешь, то ли ржать, то ли смущаться.
А самое главное что: я ведь понимаю всё. Делия-то, цыплёночек — провинциалочка, без профессии, без связей, без образования. Мадам Фряк её чуть не продали с потрохами; не займись я её будущим, так и будущего никакого не будет. |