— Дядя Ашраф, обед готов, — позвал его Нараян по знаку Мумтаз. Муж ничего не ел весь день. Она надеялась, что хоть сейчас он присоединится к ним.

— Я хочу кое-что сказать тебе, Мумтаз. И вам тоже, — повернулся он к Ишвару и Нараяну.

— Пойдем, обед не ждет, позже поговорим, — сказала жена. — Сегодня у нас только дхал и чапати, но поесть тебе надо.

— Я не голоден. Ешь с малышами, — отказался Ашраф, подталкивая к столу четверых детей. Те упирались, чувствуя беспокойство родителей. — И вы, мальчики, садитесь.

— Я старалась, готовила, а мой господин и повелитель даже ни к чему не притронулся, — сказала Мумтаз.

Сейчас обычная жалоба жены показалась Ашрафу издевкой. Он закричал на нее, чего обычно не делал.

— Ну что тебе надо? Не хочу я есть. Привяжешь тарелку к моему животу? Думай хоть иногда, что говоришь. — Двое младших заревели во весь голос. Одна из них опрокинула стакан воды.

— Ну, теперь ты доволен? — сказала презрительно Мумтаз, вытирая со стола. — Думаешь испугать меня своим криком? Так вот, скажу тебе, ты испугал только малышей.

Ашраф обнял плачущих детей.

— Ну хватит. Не надо плакать. Сейчас мы вместе поедим. — Он кормил девочек со своей тарелки и по их требованию иногда клал и себе в рот маленький кусочек. Девочкам понравилась новая игра, и они развеселились.

Обед прошел незаметно, и вскоре Мумтаз взяла кастрюлю и половник, чтобы помыть под краном на улице. Ашраф ее остановил.

— Я хотел поговорить с тобой до обеда, но ты раскричалась.

— Теперь я тебя слушаю.

— Я о том… о том, что творится сейчас повсюду.

— Что творится?

— Хочешь, чтобы я рассказал об этом при детях? — сердито прошептал Ашраф. — Не прикидывайся глупой. Раньше или позже беда и сюда придет. Как бы ни сложились обстоятельства, отношения между двумя сообществами никогда не будут прежними.

Он увидел испуг в глазах Ишвара и Нараяна и быстро добавил: «К нам это не имеет никакого отношения, мальчики. Мы навсегда останемся семьей — даже в разлуке».

— Но, дядя Ашраф, нам не надо расставаться, — сказал Нараян. — Мы с Ишваром не собираемся пока уезжать.

— Да, я знаю. Но тете Мумтаз, детям и мне придется уехать.

— Мой бедный господин совсем сошел с ума, — не выдержала Мумтаз. — Хочет уезжать. С тремя малютками? Куда ты хочешь ехать?

— Туда же куда все. Надо пересечь границу. А что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, когда ненависть и безумие придут к нам, вооруженные саблями, дубинками и керосином? Так вот, слушайте — завтра утром я иду на вокзал и покупаю билеты на поезд.

Мумтаз сопротивлялась, говорила, что он ведет себя как безрассудный старик. Но Ашраф не шел ни на какие уступки. Он говорил, что готов отстаивать свою точку зрения всю ночь, и никогда не согласится, что все идет, как надо.

— Я сделаю все, чтобы спасти свою семью. Как можешь ты быть такой слепой! Если понадобится, я за волосы притащу тебя на вокзал. — Услышав такое, дети снова пустились в рев.

Мумтаз утерла слезы дупаттой и прекратила спорить. Она вовсе не слепая и тоже чует опасность, муж в этом прав. Но повязку с глаз действительно трудно снять: страшно увидеть то, чего видеть не хочешь.