— Она может остаться, если захочет. Норе она по душе.
Она погрозила мне согнутым пальцем.
— Смотрите, не испортите мне ее. Полагаю, она вам всякой чепухи про меня наговорила?
— Что-то про какое-то избиение.
— Ну вот, — сказала Мими с таким самодовольным видом, будто уже сумела доказать нам свою правоту. — Нет, Ник, придется вам все же послать ее домой.
Я допил коктейль.
— Ну же? — сказала она.
— Она может остаться, если захочет, Мими. Нам с ней неплохо.
— Это просто смешно. Ее место дома. Желаю, чтоб она дома была. — Она заговорила резко. — Она всего-навсего ребенок, нечего потакать ее глупостям.
— Я и не потакаю. Хочет оставаться — пусть остается.
Голубым глазам Мими очень шло злобное выражение.
— Она мой ребенок, и она несовершеннолетняя. Вы были к ней очень добры, но сейчас вы не добры ни ко мне, ни к ней, и я этого не потерплю. Если вы ее домой не отправите, я приму меры, и она будет дома. Мне бы не хотелось неприятностей, но… — Она наклонилась и медленно, отчетливо произнесла: — Она отправится домой.
Я сказал:
— Мими, вы хотите со мной подраться?
Она посмотрела на меня так, будто хотела признаться в любви, и спросила:
— Это угроза?
— Хорошо, — сказал я, — организуйте мне арест за похищение, соучастие в преступлении несовершеннолетнего и преступные намерения.
Вдруг она сказала, хрипло и яростно:
— И скажите своей жене, чтобы перестала лапать моего мужа!
Нора вместе с Йоргенсеном искала новую пластинку, и рука ее была у него на рукаве. Оба в изумлении посмотрели на Мими.
— Нора, миссис Йоргенсен хочет, чтобы ты не прикасалась к мистеру Йоргенсену.
— Извините, пожалуйста. — Нора улыбнулась Мими, затем посмотрела на меня, придала лицу крайне искусственное выражение озабоченности и сказала с той интонацией, с какой школьник читает стихи: — Ой, Ник, ты такой бледный. Ты перенапрягся, конечно, и теперь у тебя будет рецидив. Я прошу прощения, миссис Йоргенсен, но, кажется, я должна буду отвезти его домой и сразу же уложить в постель. Вы нас извините, не так ли?
Мими сказала, что извинит. Все сделались необычайно любезны. Мы спустились и поймали такси.
— Да, — сказала Нора. — Договорился до того, что без обеда остался. Что теперь намерен делать? Отправиться домой и поесть в компании Дороти?
Я покачал головой.
— Часок-другой я не прочь побыть без Винантов. Поехали в ресторан Макса — улиток хочется.
— Давай. Узнал что-нибудь?
— Ничего.
Она задумчиво сказала:
— До того этот тип красив, просто срам какой-то.
— А что?
— Это же просто большая кукла. Срам какой-то.
Мы пообедали и вернулись в «Нормандию». Дороти не было. Мне показалось, что я этого ожидал. Нора прошлась по комнатам, позвонила администратору. Записки нам не оставляли и передать ничего не просили.
— И что теперь? — спросила она.
Еще не было десяти.
— Может, ничего, — сказал я, — а может, и что угодно. Я так полагаю, что она явится в три часа ночи, вдрызг пьяная и с пулеметом, купленным в «Чайлдсе».
Нора сказала:
— А ну ее к чертям. Влезай-ка в пижаму и ложись.
XI
На другой день около полудня, когда Нора позвала меня, бок болел гораздо меньше.
— Полицейский, тот самый, который мне приглянулся, хочет поговорить с тобой, — сказала она. |