Бедненький Нед. Меня только одно утешает: я смогла открыть перед ним целый новый мир чудесных интимных наслаждений. Ведь жизнь так коротка!
Александра сказала, что рада за Дэзи. Сэм попытался выпроводить Дэзи, сославшись на то, что дали второй звонок. Дэзи сказала Сэму, что излишняя тактичность тут неуместна и даже унизительна — они с Александрой прекрасно понимают друг друга.
— Значит, в этом платье ты играешь первую сцену, — сказала Александра. — А в чем же ты танцуешь тарантеллу?
— Почти безо всего. В одной мини-юбке и высоких черных сапогах, — сказала Дэзи. — Она ведь пытается отбить Торвалда у доктора Ранка.
— Ясно, — сказала Александра. — Причем в глубине души Нора — лесбиянка. Я угадала?
— Ну конечно же! — сказала Дэзи. — Без этого момента пьесу невозможно понять. Он все проясняет! Бедный Нед в гробу перевернется. То есть перевернулся бы, если бы не умер. Ой… Прямо слезы на глаза наворачиваются. Я должна взять себя в руки.
— У Неда нет гроба, — сообщила Александра. — Он стал горстью пепла.
— Александра, нельзя же понимать все так буквально! — возмутилась Дэзи. — И Нед тоже всегда мне говорил, что у тебя совсем нет воображения.
И она понеслась на сцену, заранее выпростав грудь из подвенечного платья прабабушки Александры.
— Пойдем-ка. Я провожу тебя в зал, — сказал Сэм.
— Пожалуй, я не буду зря тратить время, — сказала Александра.
Переночевала она на Энглисс-стрит. Крисси не показывалась, но гардероб был полон ее одежды, а одежда Александры переместилась на диван. Со второго или третьего взгляда замечалось, что столы и стулья сдвинуты с привычных мест. Александра осознала, что Крисси намерена поселиться в этой квартире надолго.
Александре приснился Нед. Она стояла у «Коттеджа» перед окном кухни. Заглянула внутрь и увидела: Дженни Линден заваривает чай, а Нед сидит за столом, держа на коленях Сашу. Александра окликнула их, не отходя от окна. Но сколько она ни кричала, ее никто не слышал и не видел. Собравшись с силами, она испустила оглушительный вопль — точно женщина с картины Мунка — и в то же мгновение проснулась. И обнаружила, что с губ слетает лишь тихий писк.
Рано утром она встала и поехала в «Коттедж». Сделала остановку в Эддон-Гарни — купить молока и местную газету. Всю третью и четвертую полосы занимал репортаж с похорон Неда. Была там и огромная фотография рыдающей Дженни Линден, подписанная: «Александра Лудд глубоко потрясена утратой». В крупные газеты этот ляп не попал — должно быть, кто-то вовремя заметил.
Но Александра наткнулась на эту фотографию лишь позднее, совершенно случайно. И расхохоталась.
33
От смеха Александра буквально свалилась со стула — лилипутского, неудобного, блестящего. Стояла жара, Александра была без чулок, в тонком хлопчатобумажном платье, и жесткое пластмассовое сиденье липло к ее телу. Свалиться с такого стула было даже приятно.
— У тебя истерика, — проворчал, насупившись, Хэмиш, но, когда она показала ему фото, сам едва подавил улыбку. Они ожидали в приемной поверенного Шелдона Смайта.
— Если бы ты не прогуляла похороны, — сказал он, вновь нахмурившись, — этого никогда бы не случилось. Со временем ты пожалеешь. Какая все-таки низость. Так не делают. Мало ли что между вами было в прошлом, но на похороны собственного мужа не пойти…
— Прости меня, Хэмиш, — взмолилась Александра. Толика раскаяния никогда не помешает. |