— Как ты себя чувствуешь? — спросила я. — Слабости нет? Может, тебе нужно в дом? Тебе дать какую-нибудь одежду?

Он вопросительно посмотрел вниз. Осознав, что уже некоторое время стоит без одежды, он внезапно почти весь покраснел.

— Да, — сказал он натянуто. — Я хотел бы какую-нибудь одежду.

— Пойдем со мной, — сказала я.

К тому моменту, когда я проводила Боба в дом, сгустились сумерки. Боб был невысоким парнем, и я подумала, что мои штаны ему подойдут. Нет, Амелия была не на много выше и пожертвовать ее одеждой будет справедливее. На лестнице я нашла корзину, полную свернутой одежды, которую Амелия, очевидно, хотела захватить в следующий раз по пути в свою комнату. Надо же, там была старая синяя водолазка и пара черных тренировочных штанов. Я, не сказав ни слова, вручила одежду Бобу, который взял её дрожащими пальцами. Покопавшись в куче, я нашла пару простых белых носков. Он сел на кушетку, чтобы натянуть их. Это было все, что я могла ему предложить. Его ноги были больше чем у меня или Амелии, так что наша обувь отпадала.

Боб обнял себя руками, как будто опасаясь, что может исчезнуть. Его темные волосы были прилизаны к черепу. Он моргал, и я задавалась вопросом, что случилось с его очками. Я надеялась, что Амелия их где-нибудь сохранила.

— Боб, может быть, тебе принести попить? — спросила я.

— Да, пожалуйста, — сказал он.

Казалось, что ему трудно заставить свой рот произносить слова. Он забавно поднес руку ко рту, и я поняла, что точно также делала моя кошка Тина, когда понимала лапу, чтобы облизать её перед тем, как вычистить себя. Он осознал, что делает, и резко опустил руку. Я подумала принести ему молоко в миске, но потом решила, что это будет оскорбительно. Вместо этого принесла холодный чай. Он проглотил его, скорчив гримасу.

— Извини, — сказала я. — Мне следовало бы спросить, любишь ли ты чай.

— Я люблю чай, — сказал он и уставился на стакан так, словно только что осознал, что чай и жидкость, которую он проглотил, одно и тоже. — Просто я отвык от него.

— Я люблю чай, — сказал он и уставился на стакан так, словно только что осознал, что чай и жидкость, которую он проглотил, одно и тоже. — Просто я отвык от него.

Да, я знаю, что это действительно ужасно, но практически открыла рот, чтобы спросить, не принести ли ему немного кошачьего корма. У Амелии стоял пакетик Вискаса на полке у задней двери. Я сильно прикусила губу.

— Будешь бутерброд? — спросила я, не имея ни малейшего понятия, о чем с ним разговаривать. О мышах?

— Конечно, — сказал он. Казалось, он не знает, что делать дальше.

Я сделала ему бутерброды с арахисовым маслом и желе, и с ветчиной и соленым огурцом на пшеничном хлебе с горчицей. Он съел оба, жуя очень медленно и тщательно. Затем сказал: «Извини», и пошел в ванную комнату, закрыл за собой дверь и надолго там остался.

Амелия и Октавия вошли раньше, чем Боб вернулся.

— Мне так жаль, — сказала Амелия.

— Мне тоже, — добавила Октавия. Она выглядела старше и как-то меньше.

— Вы все это время знали, как помочь ему? — я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно и без тени осуждения. — Ваша неудавшаяся попытка была обманом?

Октавия кивнула.

— Я боялась, что больше не смогу приходить сюда, если вы не будете нуждаться во мне. И мне придется все время проводить с племянницей. Здесь так хорошо. Я собиралась вскоре рассказать, потому что меня ужасно мучила совесть, особенно с тех пор как я здесь поселилась.