«Ты потерял шкуру и хвост, о принц. Так не отступишься от своих притязаний?» Обезумевший от боли, Многовержец бросился на старца, и они сцепились, плюясь, терзая друг друга, – в крови и слезах, блестевших на солнце. Наконец противник защемил задние лапы Многовержца меж корнями Пра-Древа.

Когда пыль осела, зрители испытали внезапное потрясение – в последней схватке с шубы старика сбило слой белой пыли. Морда его больше не была седой, и как пламя горели его лапы. «Ты видишь меня без маски, Многовержец, – сказал он. – Я – лорд Тенглор Огнелап, сын Харара, и это я повелел: кошачьих королей не было и не будет».

«Ты смелый кот, о принц, – продолжал он, – но твою наглость нельзя оставить безнаказанной». С этими словами Огнелап ухватил принца за шкирку и потянул, растягивая тело его и ноги, покуда они не стали во много раз длиннее, чем те, что задумала для кошек природа. Потом он извлек принца из-под корней и сказал: «Бесхвостым и бесшерстным, длинным и неуклюжим сделал я тебя. Ступай же и никогда более не являйся ко Двору Харара, ты, возжелавший захватить его власть. И в придачу вот какое заклятие налагаю я на тебя: да станешь ты служить любому члену Племени, который тебе прикажет, и так же да станут служить все потомки твои, покамест я не сниму этого заклятия с твоего рода».

С тем лорд Тенглор и удалился. Племя изгнало уродливого Многовержца, прозвав его Мурчелом – что значит «лишенный солнечного света», и он и все потомки его с тех пор ходят на задних лапах, ибо передние лапы Мурчела растут слишком высоко и не достают до земли.

Многовержец, захватчик, наказанный Первородным, был первым из Верзил. Они долго служили Племени: укрывали нас от дождя и кормили нас, когда охота была неудачна. И если иные из нас ныне служат опозоренному Мурчелу, то это уже другой рассказ, для другого Сборища.

«Мы – Племя, и ныне ночью мы в один голос говорим обо всех деяниях наших. Мы – Племя».

Окончив свое сказанье, Жесткоус спрыгнул со Стены с силой, редкостной для его почтенных лет. Все Племя почтительно склонило головы к передним лапам, пока он удалялся.

Близился к концу Час Прощального Танца, и Сборище распалось на небольшие группки – кошки прощались, обсуждая легенду и просто болтая. Хвосттрубой и Маркиз немного помедлили, строя с Цап-Царапом и другими молодыми охотниками планы на следующий вечер, и покинули Сборище.

А на обратном пути через поля они на бегу наткнулись на крота, хлопотавшего возле своей норы. Немножко погоняв его, Маркиз свернул ему шею, они поели и с набитыми животами расстались у крыльца Фритти.

– Мягкого засыпанья, – пожелал другу Тонкая Кость. – Если тебе завтра понадобится моя помощь, я буду на Опушке Дубравы к Часу Подкрадывающейся Тьмы.

– И тебе приятных снов, Маркиз. Ты настоящий друг.

Тонкая Кость взмахнул хвостом и скрылся. Фритти залез в ящик, выставленный для него Верзилами, и погрузился в мир снов.

Повстречай его – и не увидишь его головы.

Последуй за ним – и не увидишь его спины.

«Может быть, он станет великим охотником», – подумала она. Отец его, Полосар, был без преувеличений статным, могучим котом – от него даже как бы веяло Древностью, особенно в ту зимнюю ночь, когда она спела с ним Брачную Ритуальную.

Но теперь Полосар исчез – влекомый чутким носом за каким-то смутным желанием, – а ее, естественно, оставил растить его потомство в одиночку.