|
На белый свет смотреть тошно. И потом, убиваюсь я по Хьюи. Его смерть у меня напрочь из-под ног землю выбила. Черт его знает почему. Многие ребята — дружки мои, можно сказать, — откинули копыта, кто от пьянки или еще от чего, а кому и глотку перерезали, но я всегда считал, что это в порядке вещей. В конце-то концов, все там будем, верно? Сегодня живешь, завтра помирай, так чего стонать? Кто помер, того уж нет, тому на все наплевать. А другим-то и подавно. (Но эта фаталистическая философия не приносит утешения; вздыхает.) Скучаю я по Хьюи, вот что. Я, похоже, сильно к нему привязался. (Опять пускается в объяснения, чтобы не осталось какой неясности.) По-настоящему-то корешами мы с ним не были. Сам понимаешь, где ему до меня. Он ничего не смыслил. Губошлеп, одно слово. (Снова вздыхает.) А мне очень жаль, что его нет. Ты много потерял, брат, что не знал Хьюи. Отличный он был парень, это точно.
Нет, правда, друг, чем-то ты мне его напоминаешь, старину Хьюи. Такое же выражение, копия.
(Обиженно, свысока.) Ну, да наверно, все ночные портье друг на друга похожи. Их каждую минуту по штуке на свет родится. Ночной портье (как раз успевает очнуться и расслышать последнюю фразу. Бодрым тоном). Да, мистер Смит. Как клоуны в цирке говорят. И в самую точку, верно? Эри (рад и такому разговору, ворчливо). Никаких мистеров Смитов, Чарли. Их-то точно каждую минуту по десятку родится. Зови меня Эри, как договорились. Ночной портье (машинально, так как его мысли опять на цыпочках крадутся в ночь). Ладно, Эри. Эри (ободрившись, наваливается на стойку и щелкает ключом, как кастаньетами). Д-да, брат. Отличный он был парень, Хьюи. Но все равно, я что хочу сказать, он вроде бы совсем был не в моем вкусе, если посмотреть, что я за человек и что он за человек. Не кумекал он в нашем деле. Губошлеп, каких сто раз за нос проведут, а они даже знать не будут. Вот, например, я каждый божий вечер ну просто для смеха бросал с ним здесь кости, вот на этом столе. Мои собственные они были, кости эти. И он хоть бы раз попросил их посмотреть, проверить. Ну, что ты на это скажешь? (Усмехается, потом серьезно.) Понятное дело, я против дружка обманные не подложу. Я не подлец. (Опять ухмыляется.) Но он даже никогда не просил, чтобы об стенку бить. Прямо выкатывали на стол, и все. Да если б мне позволили так в настоящей игре, я бы сейчас был миллионером. (Смеется.) Мог бы, кажется, задуматься, отчего это, сколько бы ему ни везло, знаешь, новичкам ведь часто бывает везение, а все равно под конец в выигрыше всегда оказывался я. Но он ничего и не подозревал даже. Бывало, только все приговаривает: «Ну, брат Эри, не удивительно, что ты стал игроком, ты вон какой удачливый, таким, видно, уродился». (Усмехается.) Что ты на это скажешь, а? (Торопится разъяснить.) Я, понятное дело, это все только для смеху. Играли-то мы на деньги, по-настоящему; но деньги были все мои. У него и гроша при себе не водилось. Благоверная выдавала ему в день по сорок центов на расходы. Так я сначала делился с ним поровну тем, что у меня было в карманах, — ну, мелочью, понятно. Мы считали цент за доллар, пятак за пятерку и так далее. Большая игра! А Хьюи так переживал, в такой раж входил. И мне тоже приятно было, особенно когда он говорил: «Ну, брат Эри, теперь понятно, почему у тебя никогда о деньгах голова не болит, раз тебе так везет». (Смеется.) До того был доверчивый. Я, конечно, тоже старался, отговаривался, бывало, и не бросал кости, если приходил с пустыми карманами. (Хмыкает.) Смеху с ним было! Лошадей он всегда называл не иначе как «стригунки», будто с детских лет в них разбирался. А сам в глаза скаковой лошади не видел — покуда я его один раз силком не свозил на ипподром. Столько удовольствия он получил! Ей-богу, я думал, как бы он у меня не загнулся от волнения. И ведь ничего не ставил. У него в кармане было только сорок центов. |
